Макс Брукс - Успокоение, Ltd (сборник)

Мы спускаемся на палубу F – самую нижнюю на борту «Королевы Африки». Хотя она тоже освещена искусственно, здешние лампы по яркости не уступают солнцу, каким оно было до войны.

– Мы пытаемся имитировать солнечное освещение, – объясняет Кирстед. – Кроме того, в каждой каюте воссоздаются звуки и запахи в соответствии с пожеланиями клиентов. Чаще всего они умиротворяющие – аромат сосны, щебетание птиц, – но вообще все зависит от клиента. Был у нас тут один человек из континентального Китая, приезжал с ознакомительным визитом, чтобы выяснить, есть ли смысл тамошним властям создавать предприятие наподобие нашего. Он прибыл из Чунцина и хотел слышать звуки городского шума и ощущать запахи промышленных отходов. Нашей команде пришлось микшировать аудиодорожки со звучанием различных автомобилей и автобусов, производимых в Китае, а чтобы воспроизвести токсичный смог – смешать запахи угля, серы и этилированного бензина.

Получилось. Как и с особым пенни. Должно было получиться. Иначе какой, к черту, смысл во всей этой затее? Зря мы, что ли, тратим время, деньги, да еще и рискуем психическим здоровьем местных работников? Мы постоянно переживаем то, что весь проклятый мир пытается забыть, а знаете почему? Потому что это работает. Потому что так мы помогаем людям, даем им именно то, что заключается в названии компании. Наш коэффициент эффективности достигает семидесяти четырех процентов. Большинству клиентов удается восстановить некое подобие жизни, оставить трагедию в прошлом, обрести что-то вроде успокоения. Это единственная причина, почему тут работают такие, как я. Лучшего места для преодоления «комплекса вины богача», чем здесь, и не сыскать.

Мы направляемся к последней каюте. Кирстед достает ключ и поворачивается ко мне.

– Знаете, до войны словом «богатый» обозначали обладателя материальных ценностей – денег, вещей. У моих родителей не было ни того ни другого, хотя они жили в такой, казалось бы, социалистической стране, как Дания. Один мой друг был богатым и всегда за меня платил, хотя я никогда его об этом не просил. Он постоянно ощущал себя виноватым из-за своего богатства, даже как-то раз признался мне в этом. Сказал, как несправедливо, что у него в отличие от других есть все. «Несправедливо». – В первый раз с момента нашей встречи с лица Кирстеда сходит улыбка. – Я не потерял ни одного члена семьи. Серьезно. Мы все выжили. Я понимал, к чему все идет, «почуял, куда ветер дует», как вы, американцы, любите выражаться. Не долго думая, я продал дом, купил все необходимое для выживания и еще за полгода до всеобщей паники переправил семью на Шпицберген. Жену, сына, двух дочерей, брата со всей его семьей – они все до сих пор живы, – трех внучат и пятерых племянников. А этот мой старый друг, у которого было «все»… он был у нас с месяц назад. Самое большое богатство сейчас – жизнь, вот поэтому мы и называем свое состояние «комплексом вины богача». Хотя, возможно, его стоило бы назвать «комплексом стыда богача», ведь люди вроде нас почему-то не любят обсуждать эту тему. Даже друг с другом. Помню, как я однажды пришел к Ингвильд на склад, и у нее на столе стояла фотография. Я вошел без стука и немного ее смутил. Она молниеносно бухнула фоторамку на стол, не успев даже посмотреть, кто пришел. Инстинкт. Чувство вины. Стыда. Я не стал спрашивать, кто изображен на фото.

Останавливаемся у последней каюты. На переборке возле двери болтается планшет с копией договора, еще одной. Кирстед смотрит сначала на документ, затем виновато на меня.

– Прошу прощения. Знаю, что вы подписали договор, но, поскольку вы не гражданин ЕС, правила требуют еще раз прочитать текст договора и расписаться на дополнительной копии формуляра. Понимаю, что перечитывать эту казуистику удовольствие сомнительное, и будь моя воля, я бы разрешил вам просто расписаться, да и дело с концом, но… – Он стреляет глазами в сторону камеры видеонаблюдения над головой.

Делаю вид, что читаю. Кирстед вздыхает:

– Знаю, что многие люди не одобряют нашу деятельность. Они считают ее аморальной или как минимум бесполезной. Я их понимаю. Для многих из них счастье в неведении. Неведение спасает их, заставляет двигаться вперед. Благодаря ему люди продолжают жить дальше, восстанавливаются физически и морально, так как подсознательно надеются, что однажды наступит день, когда некогда потерянный человек вдруг снова появится у них на пороге. Ощущение неопределенности дает им надежду, а «Успокоение», напротив, ее убивает.