Алексей Калугин - Мир, в котором тебя нет

— Лучше всего будет, если все вы соберете вещи и разойдетесь по домам, — не вдаваясь в долгие объяснения, сказал Граис.

— Я считал, что ты любишь свою родину, Граис, — с грустью в голосе произнес Касат.

— Родину? — Граис пристально посмотрел на Касата. — Это смотря что понимать под этим словом. Я лично понимаю под ним судьбу мальчишки-пастушка, которого встретил в лесу несколько дней назад, жизнь такой прекрасной девушки, — он повернулся к Фирону, — как Мида. Ей же матерью предстоит быть, детей воспитывать — вот что значит для нее счастье единственное. А здесь? Как сложится ее жизнь здесь? Под стрелами и копьями шалеев?

— Ты нас пытаешься разжалобить, Граис, — в голосе Касата прозвучали угрожающие интонации. — А вот я так скажу: если любишь родину, то не призывай сдаваться еще до начала битвы!

— Тот, кто любит свой народ, не посылает его на смерть.

— У меня такое впечатление, Граис, будто мы с тобой говорим об одном и том же, но на разных языках, а поэтому и не понимаем друг друга, — разочарованно произнес Касат.

— Возможно, — Граис приподнялся. — Я очень устал и хотел бы отдохнуть. Куда мне можно пройти?

Если Касат был прост и понятен Граису, то Грудвар озадачил его даже больше, чем в тюрьме. Тогда Граис подивился тому, как расчетливо и точно действовал бородач, словно все детали побега были ему заранее известны. Сейчас же Грудвар был единственным человеком в комнате, который слушал Граиса с неподдельным интересом. И, как чувствовал Граис, слова его находили у Грудвара понимание. Нетрудно было сообразить, что бородач не отличался широкой образованностью, однако живой и быстрый ум позволял ему легко схватывать и воспринимать совершенно новые для него идеи. Про себя ксенос отметил притом, что Грудвар пользовался еще и несомненным авторитетом среди вольных, такой союзник был бы ему весьма кстати.

Фирон, почти не принимавший участия в беседе, сидел ссутулившись, зажав руки между коленей. Он растерянно' переводил взгляд с одного говорившего на другого и жалко улыбался. Граис никак не мог понять, чем так сильно сумел привязать к себе далеко не глупого Фирона пустослов и демагог Касат, однако отчетливо осознавал, что Фирон разрывался между учителем и предводителем вольных. На его помощь рассчитывать не приходилось.

— Вот и отлично. — Касат сложил вместе ладони с широко расставленными пальцами. — У нас еще будет время поговорить. Ты ведь не собираешься покидать наш лагерь прямо сейчас?

— Мне некуда идти, — развел руками Граис— Поэтому сейчас я вынужден воспользоваться вашим гостеприимством.

— Пожалуйста. Конечно, тебе надо отдохнуть. Мида проводит тебя. — Касат посмотрел на Фирона, и тот сразу же вышел за дверь.

— Да пребудет с тобой милость Поднебесного, Граис из Сиптима, — сказал, прощаясь, Касат.

— Так же, как и с тобой, Касат из Сумия, — ответил Граис и направился к двери.

Он вышел из дома. Через некоторое время скрипнула дверь, послышались чьи-то шаги. Граис не сомневался — следом за ним идет Грудвар.

— Что произошло с Фироном? — спросил Граис, обернувшись к бородачу.

— А что с ним произошло? — сделал удивленное лицо бородач, хотя прекрасно понял, о чем его спрашивал Граис.

— Ты говорил, что и прежде знал Фирона, — сказал Граис.

— Верно, знал, — кивнул Грудвар.

— Прежде, насколько я помню, он не был таким скованным и замкнутым, как сегодня.

Грудвар, прищурившись, искоса глянул на Граиса.

— Ответь мне на один вопрос, — сказал он.

— Я слушаю тебя…

— Это правда, что пятнадцать лет назад Фирон, твой ученик, сдал тебя шалеям?

— Правда, — ответил Граис. — Но правда и то, что я сам его об этом попросил.

— Это действительно так? Ты не пытаешься сейчас оправдать Фирона?

— Мне нужно было встретиться с наместником, — сказал Граис. — А другого способа попасть к нему, кроме как позволить схватить себя, у меня тогда не было.

— Почему ты не сдался сам?

— В то время по Йеру бродило множество странствующих проповедников. Кое-кто из них называл себя моим именем. А мне нужно было, чтобы наместник не сомневался, что перед ним истинный Граис из Сиптима. Поэтому я и попросил Фирона указать шалеям место, где я ночевал.

— Понятно, — кивнул Грудвар. — Теперь я, наверное, смогу объяснить тебе поведение Фирона. Он прожил пятнадцать лет, нося клеймо предателя. Вольные тоже далеко не сразу поверили ему. С твоим возвращением он связывал надежду на воскрешение своего доброго имени. А вместо этого… — Грудвар замолчал, потом как бы неохотно продолжил: — Если бы сегодня Фирон выступил в твою поддержку, это выглядело бы как предательство по отношению к вольным.