Почти без вскрика шалей упал лицом в горящий костер. Двое его товарищей вскочили на ноги. Один из шалеев схватил мертвого за ноги и вытащил из костра.
— Тревога! — закричал другой. — На нас напали!
Крикнув, шалей сам испугался собственного голоса, прозвучавшего так, словно он находился один на краю света и взывал о помощи к тем, кого уже не было. Но состояние необъяснимой жути, охватившее вдруг солдата, длилось не больше двух ударов сердца. С третьим ударом у ног его в землю вонзилась стрела, посланная, должно быть, не слишком умелой рукой.
— Тревога! — снова закричал солдат и, дабы не оставаться неподвижной мишенью для невидимого стрелка, отпрыгнул в темноту.
Пространство внутри круга, очерченного повозками, ожило. Из повозок с оружием в руках выскакивали разбуженные криком часового шалеи. Опытные солдаты были готовы к бою, но врагов не было видно.
— Что случилось? — Бан-шалей подбежал к часовым, сжимая в руке обнаженный меч.
— Тринтина убили! — Шалей копьем указал на тело мертвого солдата.
— Больше огня! — крикнул бан-шалей.
Двое шалеев кинули в костер по охапке заранее припасенных сухих смолистых веток.
Пламя, взметнувшееся едва ли не до неба, озарило окружающие поляну деревья. И сразу же из темноты со всех сторон полетели стрелы.
По тому, под каким углом стрелы вонзались в землю, можно было догадаться, что стреляли люди, затаившиеся на деревьях.
Пронзительно вскрикнул шалей, которому стрела вонзилась в плечо.
Чеклаки, напуганные криками и беготней людей, заметались по поляне, пытаясь порвать путы на ногах, не позволяющие им прорваться сквозь кольцо повозок и унестись прочь.
— В укрытия! — взмахнув над головой мечом, крикнул бан-шалей. — Занять круговую оборону!
Рассредоточившись по кругу, шалеи залегли под повозками, готовые отразить атаку прячущихся в темноте врагов.
Шалеи, сторожившие Граиса, оставив пленника в одиночестве, вместе с остальными готовились оборонять лагерь.
Граис, не видевший ничего из-за накрывающего повозку полога, лишь по звукам, доносящимся до него, мог догадываться о том, что происходит снаружи.
На какое-то время на поляне воцарилась тишина. Шалеи неподвижно лежали в своих укрытиях. Нападавшие, прекратив обстрел лагеря из луков, более никак не проявляли себя. Даже чеклаки успокоились, сбившись в кучу возле одной из повозок.
Как будто сама смерть накрыла лагерь и окружающий его лес своим черным крылом, уничтожив всякое движение, звуки и даже время — своего извечного врага и союзника. Казалось, что теперь рассвет уже не наступит никогда. Ночь будет тянуться вечно, если только для пустоты, лежащей по ту сторону границы жизни и смерти, приемлемо такое понятие, как вечность. Вечность — это всего лишь понятие, придуманное человеком для того, чтобы как-то обозначить невообразимо долгий отрезок времени.
Какой-то глупец или сумасброд сказал как-то, что после смерти перед человеком раскрывается вечность… Бред, облеченный в красивые слова! Смерть — это вещь в себе, постичь которую можно только в одно последнее мгновение, уже падая в бездну. Но постижение это приносит не облегчение, а ни с чем не сравнимый ужас, и счастье человека, что испытывает он его лишь однажды и длится это ощущение мгновение, короче вздоха.
— Кто бы это мог быть? — шепотом произнес бан-шалей, скосив глаза на лежащего рядом с ним под повозкой шалея.
— А кто их разберет, — так же шепотом ответил солдат, тот самый разговорчивый охранник, ехавший в одной повозке с Граисом. — Но я бы не стал ставить на то, что это просто разбойники с большой дороги. Те бы не начали обстреливать лагерь, а попытались бы незаметно забраться в повозки и унести что удастся.
— Кто бы ни были эти поганцы, — процедил сквозь зубы бан-шалей, — они наверняка не ожидали, что в лагере окажется так много солдат. Должно быть, они уже оставили свою затею и убрались подобру-поздорову.
— Как знать, — ответил шалей. — Быть может, они только и ждут, чтобы мы покинули свои укрытия.
— Так что же, ждать рассвета под повозками?
— Я думаю, что Тринтин, который сейчас лежит мертвый возле костра, сказал бы, если бы мог, что это не самое плохое место в мире.
Бан-шалей довольно хмыкнул, — в ситуации, когда ничего хорошего ждать не приходилось, мрачноватый и незатейливый солдатский юмор пришелся как нельзя кстати.
Дрова, подброшенные в костер, быстро прогорели. Пламя костра опало, и окружающие поляну деревья вновь начали погружаться во мрак.
Читать дальше