Василий Сахаров - Дальний поход

В свете того, как произошла наша первая встреча с местными жителями и войсками Москвы, возникает закономерный вопрос: как мне и отряду поступить дальше? Пока это не совсем понятно. Есть несколько вариантов развития событий, и, чтобы выбрать наилучший, нам необходима более полная информация о том, что же сейчас происходит на берегу. Послушали одну сторону, а теперь придётся выслушать другую.

– Задолбал ты, полковник! – Невозмутимый Крепыш слушал выкрики московского офицера долго, но и он устал. – Захлопни пасть и жди решения своей судьбы!

– Да я… – попытался ответить ему полковник, но короткий и резкий удар прикладом автомата по печени заставил его согнуться пополам.

Крепыш повернулся ко мне и виновато сказал:

– Мечник, ну, честное слово, достал уже, гав-гав, гав-гав. Как собака какая-то…

– Нормально, – ответил я.

– Что с ним делать?

– Покарауль пока, а как фрегат всех людей из воды выловит и вернётся, тогда и решим.

– Есть.

Я огляделся. Пожар на борту был потушен, весь экипаж согнали в кучу – всего на пароходе оказалось около семидесяти человек. Пара десятков пленных, как и полковник Закая, – в камуфляже, видимо, солдаты спецвойска, остальные одеты в робы и штормовки, наверняка моряки из Сестрорецка.

– Скажите, а что с нами будет? – подал голос до сих пор молчавший человек в бушлате.

– А ты кто?

– Капитан парохода «Выборг» Сомов. Вместе с экипажем был мобилизован на службу Всероссийскому правительству для поимки мятежников и дезертиров.

– И что, не жалко было топить женщин и детей?

Сомов поник головой и еле слышно ответил:

– Жаль, конечно, но у нас дома свои семьи, и, если бы мы пароход в погоню за шхуной не повели, они бы пострадали.

– Понятно, методы нового правительства стары как мир и оригинальностью не отличаются. Что с вами делать, разберёмся, а пока скажи мне, кто из ваших бывших правителей, которые на шхуне удирали, самый авторитетный?

– Так понятно кто, Генеральный Секретарь партийной ячейки товарищ Белов.

– Ещё кто?

Моряк опасливо покосился на полковника Закаю, который начал приходить в себя, и быстро ответил:

– Главный идеолог товарищ Зубровкин и Верховный комиссар товарищ Плетнёв.

– Что за люди? Договориться с ними возможно?

– Сейчас да. Раньше они интриговали много и за власть между собой боролись, а теперь им делить нечего, всё руководство под москвичами и их ставленниками, так что на сотрудничество пойдут.

Пока суд да дело, к борту парохода вновь прижался «Ветрогон», я вернулся на фрегат и принял рапорт Лиды, которая со своим взводом помогала боцманской команде проводить спасательную операцию и вела учёт вытащенных из воды людей:

– Спасено тридцать два человека. Из них семь мужчин, двенадцать женщин и тринадцать детей. Все размещены в третьем матросском кубрике и медотсеке.

– Проведи пофамильный опрос и узнай, уцелели ли такие граждане, как Зубровкин, Белов и Плетнёв. Если таковые имеются, накачайте их обезболивающими и стимуляторами, а после этого на ходовой мостик. Сделай это срочно.

– Сделаю.

Боевая подруга коротко кивнула и умчалась в надстройку, а я поднялся на ходовой мостик. Скоков, который слушал радиопереговоры абордажной партии и успевший разобраться в том, что здесь происходило, спросил:

– Что теперь делать будем?

– В смысле?

– Ну, мы же с москвичами столкнулись, и теперь получается, что через столицу России не пройти, а обходить Московскую область кругалями – дело хлопотное.

– Чепуха это всё, Максим Сергеич. – Я присел в штурманское кресло. – Про то, что мы пароход остановили и бывшую сестрорецкую власть от смерти спасли, на берегу не знают, и если всех свидетелей пустить на дно, то никаких следов не останется.

– Значит, топим пароход?

– Пока нет. Людей губить ума много не надо, а судно неплохое, и его можно кому-нибудь из приморских жителей продать. Например, тем же калининградцам или прибалтам. Они и экипаж, и московских солдат месяц-другой придержат, а нам больше и не надо. Это как один из возможных вариантов.

– Логично, хотя опасность того, что в Сестрорецке про это узнают, есть.

– А-а-а! Нам не привыкать, выкрутимся, если что.

Прерывая наш разговор, на мостике появились Лида, а за ней следом пожилой мужчина далеко за пятьдесят. Худой, глаза ввалились, и вид очень измождённый, однако глаза внимательные, обшаривают всё вокруг, и голова находится в постоянном движении, поворот вправо, поворот влево.