Василий Сахаров - Война за Врата

Ранним утром колонна, состоящая из тысячи пехотинцев, а также десятка транспортеров и БТР, тронулась в путь. В походе приняли участие три батальона: варяжский, росский и когорта морской пехоты под командованием Симеона. Все развивалось, как и планировалось, двинулись от залива, за пару часов прошли редкий лесной массив и выбрались на равнину, покрытую холмами и кустарниками. Через нее пролегала пустынная дорога, ведущая в нужном направлении. Колонна выходила на дорогу, батальоны выстраивались в походный строй, выдвигая вперед моторизованный головной дозор, а на фланги кидая боковые из пехоты.

Первая стычка произошла после полудня, когда до цели оставалось километров десять. Правые боковые дозоры напоролись на сильные отряды дикарей и приняли бой. После скоротечной схватки в густом кустарнике появились первые потери. Колонна, не сбавляя темпа, продолжала свой путь, и на последнем отрезке пути славян встретило основное войско местного кицика.

Орды серокожих воинов неожиданно появились со всех сторон, сразу же разметав боковые дозоры с обеих сторон дороги. Словно серые волны, они объяли тот клочок земли, на котором сгрудились бойцы экспедиционной эскадры. Эти волны подступили со всех сторон и резко рванулись с холмов вниз. Им навстречу ударили пулеметы транспортеров и БТР, своими тяжелыми пулями рассекая и калеча тела дикарей. Пехота занимала позиции и огнем поддерживала бронетехнику. Волна, потерявшая тысячи людей, откатилась обратно, а со склонов посыпались камни и бревна.

Дорога оказалась заблокированной с обеих сторон, и техника, утратившая пространство для маневра, остановилась. За холмами раздался рокот барабанов, и толпы самуса вновь рванулись в атаку. Над полем боя, заглушая звуки стрельбы, стоял несмолкаемый рев боевых кличей. Огромная свалка людей и металла образовалась на дне долины. Те дикари, кому не хватало места в общем строю, метались вокруг, находили просвет и с криками ныряли в это месиво.

Наступил вечер, дикари зажгли тысячи факелов и продолжали натиск на славян. Эта неистовая и единая в своем порыве масса постоянно двигалась, перемешивалась, нападала и отступала, обтекая поле боя со всех сторон. То, что происходило с самуса, не было боевой яростью или еще каким-то подобным проявлением их стремления уничтожить незваных гостей. Прошедшие сквозь жесточайшую войну романцы такого и представить себе не могли. Самуса, выкрикивающие имя своего бога-демона, рвались вперед не с целью победить, а с желанием умереть. Это пугало не только Симеона, впервые участвовавшего в подобном сражении, но и седых ветеранов из его когорты. Что-то не от мира людей завладело душами дикарей и гнало их на смерть.

Уже ночью был отбит четвертый и самый яростный штурм. На несколько минут бой остановился, и комбаты смогли посовещаться. Связисты доложили, что выдвинувшиеся им на помощь батальоны сами вступили в бой и, скорее всего, помощи не будет. Воины экспедиционного отряда, почти все израненные, смертельно усталые, грязные, с печатью обреченности на лицах, смотрели на своих командиров, но надежды на спасение не находили. Солдаты сделали все, что было в их силах для выполнения поставленной задачи, но боеприпасы были на исходе, а дикарей становилось только больше.

Выход оставался один — прорыв к океану. Комбаты решили пробиваться каждый сам по себе, и когда орды дикарей вновь устремились в долину, им навстречу ударили три раздельных отряда. Остатки батальонов сумели проломиться сквозь толпы врагов и, преследуемые по пятам, начали свое бегство к океанскому берегу.

От всей когорты романской морской пехоты после прорыва осталось не более трех десятков бойцов. Морпехи, выпустив по рожку из своих АКМ в упор, вытащили мечи, с которыми не расставались до сих пор, и прорубились сквозь визжащий и пышущий животной ненавистью строй самуса. Пробившись, бойцы переглянулись и бросились в глубь зарослей кустарника. Поначалу их не преследовали — толпа самуса заколыхалась, уплотнилась и ринулась добивать тех, кто не смог уйти. Израненные воины, которые не могли двигаться, сгруппировались вокруг бронетехники и, навлекая на себя ярость дикарей, до последнего отвлекали их от своих товарищей.

Симеону было трудно. Болели побитые ребра под панцирем, саднила колотая рана на левом плече, ныли уставшие ноги, и от постоянного нескончаемого бега по лесам огнем горели легкие. Ко всему прочему навалившийся страх и стыд ослабляли его еще больше. Он проклинал тот день, когда попросил отца дать ему под командование когорту. Отец надеялся на него, люди верили, а он не оправдал, не смог, не сумел. Он, потомок Великого Вольфа, из-за своей самонадеяности потерпел поражение, обездолил матерей и жен, показал себя никудышным командиром.