Андрей Левицкий - Трое против Зоны

Когда я вернулся со склада, Федор сидел, подперев кулаками щеки, и бормотал:

– А здорово было бы… бах! – и всех накрыло… ваще всех… всю Землю! Кроме меня.

Утро выдалось морозное, несмотря на начало октября. Дыхание с паром вырывалось изо рта. Всю дорогу от схрона до Любечской станции я представлял, будто бы та куртка с подогревом из немецкого каталога уже на мне. Эта мысль согревала душу. Тело же никак не желало согреваться, несмотря на тяжелый рюкзак, набитый патронами и консервами, и быстрый темп, который мы взяли с самого начала. Это все ранний подъем после короткого сна, в такие моменты, да еще на холодке, всегда пробирает нервная дрожь.

Пригоршня с Федором тоже поеживались. Никита, ругаясь себе под нос, все поправлял лямки рюкзака, перенастраивая их длину в десятый раз. Федор брел позади всех, то отставая, то догоняя: досыпал на ходу. У него на груди висело два ствола: АК104-2 и новый SCAR. В кобуре на поясе прятался «файв-севен» – молодой вечно таскал на себе кучу оружия.

Впрочем, к месту рандеву мы подошли бодрые и согревшиеся. Клиент уже ждал, топчась под фонарем у входа на вокзал.

– Погодка-то, а? Стерва! – жизнерадостно воскликнул он, дуя на покрасневшие пальцы. Он был без перчаток. Рядом с ним на потрескавшемся асфальте стоял солидных размеров туристический рюкзак ярко-оранжевого цвета.

– Шнобель, тебя как зовут? – спросил я, подходя и обмениваясь с ним рукопожатием. Ладонь у него была ледяная, но пожатие крепкое, уверенное. – Не нравится мне твоя кличка, кто только придумал такую?

Шнобель удивился.

– Парни дали. Я привык, нормальное погоняло, не хуже других.

– Собачья какая-то. Ты культурный человек, я культурный человек, давай уважать друг друга.

– Я культурный? – наемник от удивления даже рот раскрыл.

Федор равнодушно пожал плечами, а Пригоршня успокаивающе похлопал Шнобеля по плечу:

– Не обращай внимания, Химик любит поучить жизни. Он у нас такой… с высшим образованием. Журналист бывший.

Шнобель улыбнулся открытой, благожелательной улыбкой.

– А вы мне нравитесь, парни. Если что, я Рома.

Я протянул ему ладонь, и мы еще раз обменялись рукопожатием.

– Ну, какие планы, как идем? – бодро спросил наемник, с некоторым усилием поднимая рюкзак. Рассвет разгорался над Любечем, окрашивая крыши в розовато-красные тона. – По шоссе, по грунтовке? Север, юг? Где спрятаны ваши «Березки»?

Сквозь городок с запада на восток была проложена федеральная трасса. Идущая перед вокзалом улица являлась ее частью. Асфальт на шоссе, конечно, давно взломала поросль молодых деревьев, он раскрошился и порос травой. Но раз в два года там проезжали военные на броневиках, ломая деревца, так что федералка выглядела как просека и была вполне проходимой. На север и на юг от Любеча отходили грунтовые дороги, тоже поглощенные лесом, однако и ими можно было пользоваться. Поэтому Шнобель логично предположил, что мы выйдем из города одним из этих путей.

Но я решительно вошел на вокзал.

– Вы уверены, парни? – услышал я сзади его голос, прежде чем тяжелые шаги затопали следом по гулкому залу.

Потолок Любечской станции обрушился в незапамятные времена, в момент образования Зоны. По заваленному обломками и стеклом полу ветер гонял рваный полиэтиленовый пакет. Я пересек зал и через оконный проем выбрался на перрон.

На путях стоял порожний товарняк, колеса заржавели, обрывок соединяющей вагоны цепи уныло позвякивал. Я спрыгнул на рельсы, напарники за мной. Шнобель, поколебавшись, снял рюкзак, с которым не пролез бы ни под вагонами, ни между ними, и потащил его по шпалам.

Мы вынырнули на другой стороне, я огляделся, затем махнул рукой. Мы полезли под очередным составом.

– Эй, парни, там же все огорожено! Как мы выберемся? – окликнул Шнобель. Он, пыхтя, тянул свою огромную поклажу между пассажирскими вагонами с выбитыми окнами и дверями. В темной глубине что-то шуршало.

– Крысы, что ли? – Никита остановился, передвинул ствол на грудь. – Стой, Химик!

Но я уже сам остановился в двух шагах от вагона, прислушиваясь и невольно кладя ладонь на цевье «сто третьего» калаша, который висел на боку. Откуда бы тут взяться мутантам? Поживиться на вокзале было совершенно, то есть абсолютно нечем. Сюда если и заходили, то только по нужде, о чем неопровержимо свидетельствовал несущийся из проемов запах. Никто из известных мне мутантов дерьмом не питался. Охотиться на редких чудаков, жаждущих опорожниться именно тут, не имело смысла – можно было сдохнуть от голода, дожидаясь их. Забредшим на вокзал сталкерам проще и быстрее получалось отлить в углу пустого зала, а лучше дотерпеть до теплого сортира в «Жирном зомби» или другом баре в округе. Короче, мутанты сюда никогда не заходили. К тому же тут слишком сильно пахло мазутом, большинство тварей не любит техногенных запахов. Так кто же там притаился в вагоне?