Игорь Николаев - Там, где горит земля

Позади что‑то вспыхнуло, далеко, бесшумно и безвредно, только отсвет скользнул по гладкой поверхности огромных крыльев.

— Отгавкались, — кратко доложил старший оператор. – На этот раз.

— Отстают, — сказал второй штурман.

— Поздравляю, — промолвил командир. Он устал, в глаза словно насыпали горячего песка, настойчиво напоминал о себе пустой желудок. Очень хотелось пить, но из‑за мелкой неполадки контейнер с соком и трубкой не работал. Вот так, можно управлять самой дорогой и сложной машиной на свете, ценой в десятки миллионов рублей, и при этом страдать от обезвоживания, потому что сломался механизм ценой в алтын. Теперь придется терпеть до самого конца.

— Ждём третьего раунда. Двигатели с первого по четвертый на минимум, пять и шесть – в четверть мощности. Курс прежний. Ждём.

— Тень контакта. Юго–запад. Даю азимут…

То есть, нечто на самой границе чувствительности приборов. Может быть, случайные помехи. Может быть – нечто куда более осязаемое. Скорее всего это будут не уже привычные самолеты, а новейшие «Иглоколы$1 — очень дальние родственники штурмового «Ската». Хищный вытянутый фюзеляж с соосными винтами на обоих концах – тянущим и толкающим и, плюс к тому, реактивные ускорители, вписанные в двухбалочную систему хвостового оперения. Империя пока так и не смогла построить полноценный реактивный двигатель, но сумела придумать и воплотить в металле его эрзац. Сверхдорогой, ненадёжный, опасный для машины и пилота, но все же позволяющий догнать тяжелый турбовинтовой бомбардировщик.

В наушнике раздался двойной щелчок – прямая связь с базой.

— Держитесь? – произнес усталый, старческий голос.

— Да, — коротко отозвался командир. Он был измотан и берег силы, экономя даже на словах.

— Держитесь, — то же самое слово, только с переставленным ударением, совершенно меняющим смысл. – Сегодня без учебных ракет, но у перехватчиков один трассирующий снаряд на десять холостых.

— Понимаю, — одно лишь слово в ответ.

Тишина, только шелест помех в наушнике, далёкий, едва слышимый, все же аппаратура очень хорошая. А затем:

— Командование готово потерять самолет?

— Прости, так надо. И для нас, и для ПВО необходима имитация настоящего боя, как можно более приближенная к действительности. Ведь второй попытки у Дивизиона не будет. Вам мало что угрожает, спасатели на дирижаблях ждут по всему маршруту, даже если самолет все‑таки собьют, вас подберут не позднее чем через полчаса.

— Понимаю, — повторил командир. – Могли бы предупредить.

— А это что‑то изменило бы? Ты бы отказался?

— Нет.

— Это тоже часть испытания, неожиданное и резкое изменение обстановки к худшему. И по–честному я даже не должен был вас предупреждать. Прости, — повторил голос и отключился.

Командир посмотрел на экран бортового радара – «иглоколы» быстро приближались. Взглянул на подсвеченную схему огневых установок – спаренные орудия были готовы к стрельбе.

Он действительно все понимал. Горький опыт потери первого «Дивизиона» не прошел даром. Вторая серия «Муромцев» с самого начала предназначалась для одной, вполне определенной цели, и командование не собиралось повторять прошлых ошибок. Каждую неделю один из бомбардировщиков поднимался в воздух, раз за разом сражаясь с системой ПВО, отрабатывая все возможные угрозы, которые могли воспроизвести самолеты Империи. Испытаний становилось все больше, лётчики учились ориентироваться в любых условиях, действовать автоматически при всех возможных неисправностях, сражаться с превосходящими силами.

Придет день, когда Дивизион пойдет в настоящий бой, первый и, скорее всего, последний. Но нельзя победить врага, который не боится ничего, если в твоей душе живёт хотя бы тень неуверенности и слабости.

— Все двигатели, на максимум! – прорычал командир. – Форсаж! Идём в небо!

Они сделали очень многое. Невероятно много… И все же этого оказалось недостаточно. Не хватало всего, и в первую очередь умения… умения драться на равных с лучшей на тот момент армией мира…. И там, где не хватало умения, в ход шло мужество.

Томас шел в казино, без особой спешки, совмещая поход с вечерним моционом и думами о службе.

Он ещё помнил времена, когда слово «казино» означало место, где предаются азартным играм и прочему недостойному разврату. С тех пор минуло немало лет, и так стали называться клубы солдат и офицеров. Предполагалось, что это места, где воины Нации высококультурно проводят досуг в беседах, воспоминаниях о достойных делах и самообразовании. Солдаты, конечно, могут пропустить по стаканчику, но опять же – в умеренных количествах, а офицер обязан являть собой пример для подражания и не должен знать с какой стороны открывается бутылка.