Игорь Николаев - Там, где горит земля

«Где же я его видел?$1 — подумал Поволоцкий, старательно – до красноты и жжения — растираясь жёстким колючим полотенцем, разгоняя по телу кровь. Привезенный показался ему смутно знакомым, но точно вспомнить не удалось. Если они когда‑то и встречались, то бледное восковое лицо умирающего слишком сильно изменилось, утратив сходство с прежним.

— Запишите в карточку — проникающее ранение верхней части живота, близко к средней линии. Шок… второй–третьей степени. Состояние тяжелое. Полусознание.

— Плох? — спросила медсестра из‑за ширмы, прикрывавшей стол с бумагами от брызг.

— Очень. Почти безнадёжен. Потерял много крови, и непонятно пока, что натворил осколок. Если печень или почки — то совсем скверно. Вряд ли желудок, тогда его бы, скорее всего, вообще не довезли. Раздеть, отмыть, проверить рентгенометром. Согреть стол, две дозы крови и пятьсот миллилитров противошокового раствора внутривенно. Я пока продезинфицируюсь ещё раз, — отрывисто скомандовал медик и проговорил про себя заученную последовательность действий:

«Операция. Местное обезболивание, лапаротомия, поиск перебитой артерии. Резецирование пробитых кишок. Перевязка артерии. Брюшину шить, кожу не шить. Широкая плотная повязка. Далее в палату или к священнику, в зависимости от результата».

Одежда раненого уже сгинула в одном из контейнеров для заражённых предметов. Безвольное тело лежало на теплом столе, обложенное грелками, укрытое стерильной простыней, ватным одеялом и снова простыней — все, кроме лица, рук и живота. Рана, как и ожидалось, казалась обманчиво маленькой и безобидной – самое коварное, что может быть. Привычные к бытовым травмам врачи, даже опытные, слишком часто полагались в начале войны на внешний вид крохотной ранки, не видя превращенные в фарш внутренности — пока за пациентом не приходил перитонит.

«И все же, где я тебя видел?»

— Новокаин! – скомандовал хирург, ощупывая живот раненого и прикидывая, как пойдет будущий разрез. На подносе рядом с правой рукой в готовности лежали скальпели, похожие в свете лампы на длинных узких рыб. Весь арсенал хирургии, хитрый и в то же время немудрёный — пинцеты, зажимы, ножницы, лопатки, иглодержатель. Иглы с шелком, а так же рассасывающимся шовным материалом.

Новокаин для местной анестезии, много новокаина. Бедняга и так на грани смерти, поэтому общий наркоз почти невозможен. Даже самый лёгкий может легкостолкнуть его туда, откуда возврата уже нет. Так же как, впрочем, и малейшая боль.

— Он в сознании?

— На грани.

— Документы достали?

— Документы… нет, они там…

— Бывает. Передайте в приемное, чтобы последний раз.

Скальпель был походным, эрзац, используемый для экономии настоящих. Половинка бритвенного лезвия, схваченная малым зажимом Пеана, коснулась кожи, окрашенной бледно–жёлтым раствором йода. В такие мгновения Поволоцкий всегда чувствовал суеверный страх и робость от того, что сейчас он вторгнется в храм тела и души. Но это колебание никогда не длилось дольше мгновения.

Черт побери, сколько крови… Как будто не было совершенно сумасшедшей кровопотери ещё до операции. Вокруг инструментов сновал длинный пинцет сестры–ассистента, быстро протирающей тампоном операционное поле от темно–красной жидкости.

— Аспиратор!

Громкое название для прибора из двух банок, полутора метров трубки и ящика, отсасывающего жидкость из полости. Но ничего, работает. Натощак ранило, это в плюс. Минимум пол–литра крови в брюшной полости, не считая вылившегося и впитавшегося — это в минус.

Кожа обезболена и разрезана. Теперь брюшина. Бритва рассекает напитанные новокаином мышцы без боли, но дальше куда сложнее – разрывы тканей мешают инфильтрату анестезии. Придется дать немного эфира.

Уставшие глаза совсем некстати заволокло пеленой слез. Александр нетерпеливо дёрнул плечом и опытная сестра, поняв все с одного жеста, протерла ему лицо свежим тампоном.

Разумеется, наркозные аппараты были погружены и эвакуированы вместе с незадействованным персоналом и всем лишним имуществом. Так что — маска имени господина Эсмарха, складная, образца казённого, 1886 года. Вообще‑то, она для хлороформа, но и для эфира пойдет.

— Полкубика атропина, подкожно. Эфир, совсем немного, и осторожно. Следите за пульсом.

— Сто десять, наполнение слабое.

Не слишком хорошо, балансирует на границе. Операция может убить – но только может. А непрекращающееся внутреннее кровотечение убьет гарантированно.