Алексей Бессонов - Ветер и сталь

Спустившись в лифте на нижние палубы, они пересели в капсулу внутренних перемещений, которая привезла их в сектор супердорогих апартаментов класса «люкс».

Королев подошел к высокой деревянной двери и сунул в прорезь замка прозрачную карточку-ключ. Дверь распахнулась, и девушка ступила на мягкий ковер цвета темной меди. Обстановка номера вполне соответствовала его цене: кожано-деревянная мебель, мохнатые ковры на полах, затянутые дорогой тяжелой тканью стены.

— Ты, наверное, хочешь есть? — спросил Королев. — Не говори «нет», я сам вижу, что хочешь. Одну минуту, я сейчас распоряжусь. Посиди пока здесь…

Он появился спустя три минуты, переодетый в легкий светлый пиджак и белые брюки.

— Ужин готов. Идем в гостиную…

— Между прочим, я впервые ужинаю с настоящим генералом, — кокетливо улыбнулась она, садясь за стол.

— Ну, генералов в Империи немало… — Королев раскупорил бутылку виски и налил две рюмки. — Ешь, ешь. Не надо стесняться, я, в общем-то, простой парень, и смутить меня трудно. Что до моего титула, то я на нем женился.

— Давайте выпьем, — неожиданно предложила девушка. — Потому что теперь я начала смущаться…

— Обращайся ко мне на «ты», — предложил Королев, чокаясь. — Терпеть не могу это «выканье», особенно по-русски. Я тебе что, начальник? Подчиненных у меня и так хватает.

— Сколько тебе лет, Александр?

— Сорок восемь.

— Сорок восемь? Я не дала бы и сорока. В юности ты, наверное, был красавцем?

— Ну это уж не мне судить. Да и вообще… юность моя прошла не самым веселым образом. Много было всякого. И хорошего, и не очень.

— У тебя есть дети?

— Да, сын и две дочери. Сын в этом году получил лейтенантские погоны. В мое время это происходило на три года раньше… мне было семнадцать, когда я стал офицером. И чего только не было за эти тридцать лет…

— Вы, наверное, не думали тогда, что станете генералом? — спросила Ирина. — Ой, прости… ты не думал?

— Я вообще не думал, что доживу до таких лет, — усмехнулся Королев, снова наполнив рюмки. — Мы долго не живем.

— А сын — он тоже в СБ?

— Да… я думаю, что он не видел для себя иного пути. Я с детства готовил его к судьбе воина, никем, кроме офицера, он стать не мог. Моральный аспект здесь важнее боевой подготовки. Человек, который с молоком матери впитал такие понятия, как верность долгу, самоотречение во имя Империи… ему будет проще стать настоящим солдатом, чем другим его сверстникам. И он им станет. Уже сегодня я вижу в нем сталь… настоящую имперскую сталь. Именно такие люди сегодня нужны нашему миру. Им принадлежит будущее.

— Ты тоже считаешь, что новая война неизбежна?

— Мне очень хотелось бы верить, что войны не будет… но увы. Впрочем, у нас еще есть время, и, может быть, они не рискнут ввязываться в заранее проигрышную игру.

— Неужели они не понимают?

— Это вопрос из серии «почему мы не можем с ними договориться». Не можем. Те, кого мы привыкли называть негуманоидами, мыслят совсем иначе, они вообще — другие. Они не в состоянии контролировать Свою рождаемость, им постоянно нужны новые территории. У них абсолютно неадекватное мышление, и любая встреча с ними неизменно заканчивается поединком.

— Ты с ними сталкивался?

— Не раз. Много моих друзей пало в этих сражениях… я сам бывал на грани.

— На грани?..

— Да, а за гранью — вечность. Это ощущение, оно иногда приходит… ты стоишь на лезвии ножа, любой шаг — это уже все, тьма.

— И тебя это не пугало?

Королев негромко рассмеялся.

— Я привык. Человек привыкает ко всему, у нас очень хорошая видовая приспособляемость, слыхала?

— Не представляю, как можно привыкнуть к постоянному риску. Какие нервы это выдержат?

— Подготовленные, — улыбнулся генерал. — Почему, ты думаешь, даже в десантных академиях учат целых восемь лет? Чему можно учить восемь лет? Вот этому — умению владеть собой, чтобы всегда и везде владеть ситуацией. Задание должно быть выполнено с минимальными потерями, иначе какой смысл заваривать кашу? В наше время не бывает двух-трехлетних войн, войны могут длиться десятилетиями, и если воюющая сторона не сможет обеспечить низкий уровень потерь, ей придется капитулировать, даже имея полные склады и арсеналы — воевать-то будет некому! А капитуляция в нашем случае означает гибель расы — и все.

Ирина отодвинула тарелку, взяла сигарету.

— Ты, наверное, очень любишь своего сына?

— Если человек не любит своих детей, ему не стоило их заводить. Дети — это продолжение тебя, это ты, живущий в другом времени. Это имя, наконец. Не зря ведь древние выше всего ставили необходимость продолжения рода. В моей среде распространено чисто клановое мышление, четкое разделение на своих и чужих. А род — это и есть клан, пусть и на более примитивном уровне.