Всеволод Глуховцев - Смерти нет

Понял, конечно. Гондурас вовсе не был дураком. Тугодум, да. А вернее, даже не тугодум, а слишком уж основательный. И молчаливый. Словно душа какого-нибудь финна или эстонца забрела по непонятной траектории в Гондурасово тело... Не любил раскрываться окружающим, отчего и заслужил такую Бот репутацию Сундука Сундуковича. Но его это не волновало.

— Погоди. — Бабай нахмурился. — Как так? Зачем же он отдал тебе книгу эту, если она его самого берегла?

— Время пришло, — сказал Гондурас.

В самом деле было так. Старик предчувствовал нечто. Правда, что именно — и сам бы не сказал. Но предчувствовал. И предчувствия не обманули. Два дня спустя он отправился куда-то — за водой, кажется. И не вернулся.

Это случилось за несколько лет до гибели Благовещенской диаспоры. Причем как раз с момента исчезновения Хранителя дела пошли все хуже и хуже. Начались склоки, свары, грызня... Нарастали апатия и бессилие. И чем все это кончилось — известно.

— Здорово! — воскликнул Даня, и вправду заинтересованный. — Так это, ты говоришь, половина целой книги?

— Да.

— Ага... Можно посмотреть?

— Да легко. Заинтересовался и Бабай.

— А ну-ка...

Книга была удивительная. В ней не имелось букв в привычном понимании. Были строчки извилистых закорючек — арабский шрифт, о котором, понятно, никто из трех ребят и представления не имел. Кроме того, каждая страничка окаймлялась необычно красивой причудливо-узорной ленточкой...

— Орнамент, — вспомнил слово Даня и показал пальцем.

Странички книги были тонкие, но изумительно плотные, такие нежно-бежевые, цвета топленого молока. А чернила — черные — были столь ярки, что немыслимо и представить, что перо в них окунали тысячу лет тому назад.

— М-м... да, — промычал Бабай многозначительно. — И что, больше ничего он тебе не говорил?

— Говорил.

Бабай аж поперхнулся. А в следующий миг рассердился:

— Да что же... Что ж ты молчишь, как пень, мать твою! Из тебя что, слова тащить надо?!

— Я все по порядку, — невозмутимо изрек Гондурас.

— Ну давай, давай, порядок!

По порядку выходило вот что. Семейное предание Хранителя гласило: обе половинки книги когда-то должны встретиться. До сих пор этого не произошло. Но кто знает, быть может, юнец окажется удачливее и ему суждено будет увидеть, как соединятся они, прежде разлученные! И вот тогда-то их сила, и по отдельности не малая, станет огромной...

— И еще он сказал, — молвил Гондурас. — Я запомнил. Сказал так: теперь для тебя случайностей нет. Все, что будет...

Можно не продолжать! Даня вскинул руку. Он уже все прочел.

— Стоп! — воскликнул он. — Значит, тебя вело сюда, так?

— Скорей всего.

— Скорей, скорей всего, да-да-да... — Даня на миг нахмурился, но тут же озарился: — Да! Все верно.

— Что верно? — До Бабая не сразу дошло.

— Ну как же! Вот смотри: раз нет случайностей, значит, не случайно он один уцелел после разгрома. Не случайно наткнулся на вас. Не случайно произошел этот сдвиг пространства! Вы все рассматривали непонятную штуку, а у нас Муха выстрелил в такую же. И вас кинуло сюда. Зачем?! Теперь понимаешь?

Теперь понял. Бабай кивнул. Глаза сверкнули. Бабай зябко передернул плечами:

— Бр-р!.. А что, братва, и вправду холодно. Айда чай пить!

— Я на посту, — напомнил Гондурас.

— А, да. Ну, кстати, твое время вышло! Кто тебя должен менять?

— О-о.

— Сейчас его пришлю. Айда, Данька, чаю хлебнем.

— Идем, — улыбнулся Даня. — Вот тебе и некогда... Ладно, подождет окраина.

Муха и не подозревал, какие тучи сгущаются над ним. Он чувствовал себя прекрасно. Конечно же, он не был таким мастером, как Гвоздь, но боец и рейнджер из него вышел неплохой. Поэтому он оснастил свое жилище множеством примитивных, но эффективных примочек, способных стать развеселыми сюрпризами для тех, кто вздумал бы проникнуть сюда без предупреждения.

На площадке первого этажа, где всегда была темень непробудная, Муха ловко натянул на высоте сантиметров тридцати прочную капроновую нить. Протянутая сквозь решетку перил, она уходила вверх, перебрасывалась через трубу отопления — а к концу нити крепилось ведро, на треть наполненное мокрым песком, на две трети — пустыми жестянками из-под консервов. Но это не все! К рукояти ведра была привязана другая такая же нить, и она вела на этаж выше — к оцинкованному тазу, также полному гремучих железяк. Закреплена веревка была не внатяг, а с легким провисанием... Ну и нетрудно догадаться, что от тазика следующая нить вела еще выше, к бельевому бачку, установленному на самом краю лестничной площадки... и так далее. Если кто-то незваным гостем входил в Мухин подъезд, то мимо первой веревки пройти никак не мог. Он задевал ее ногой, ведро летело вниз, дергало таз, тот приглашал в полет бачок — и подъезд содрогался от таких фанфар, что если этот вошедший был слабонервным, то выходил или, вернее, вылетал он отсюда готовым шизофреником.