Всеволод Глуховцев - Смерти нет

Он так размечтался, что кто-то, глянув на него, улыбнулся. Кишка, сроду не отличавшийся тактичностью, заржал:

— Га-а!.. Чо, Серега, встал, будто хрен проглотил?

Сергей нисколько не обиделся.

— Да нет, — просто сказал он. — Хорошо, братцы, а? Как хорошо!..

И с этого мгновения все пошло по-другому.

Вроде бы и усталость пропала — хотя, конечно, уставали по-прежнему, куда же от этого; и комаров точно перестали замечать, хотя и они, гнусы, никуда не делись; и ветки, хлещущие по лицу, и потная одежда, и пересохшие глотки... как это было, так и осталось.

И все-таки мир изменился. Это почувствовали все, даже если не могли высказать. Странное, вдохновенное предчувствие захватило их — и уже путь — не путь, жара — не жара — ноги сами пошли, в голоса вплелся смех, а Муха стал насвистывать мелодию, да так ловко, что все поразились. Вот тогда-то, точно, узнали, что у Мухи есть слух.

Карта и Сергеева память малость подвели их. Команда заплутала и прошла лишних километров десять, пришлось топать обратно; убили на это полдня. Но никто не обозлился, не расстроился, напротив, посыпались шуточки, весомые, ядреные... Даня назвал Сергея каким-то «Сусаниным».

— А это кто? — тут как тут любознательный Костя.

Даня слегка замялся.

— Ну... как тебе сказать. Старинный герой! — И как мог постарался передать сказание о подвиге костромского крестьянина.

Разговор происходил на привале. Ребята выслушали генерала с некоторым недоумением. Один Сергей почти незаметно прищурился: он-то эту историю знал... Но встревать не стал.

— А как это, — не понял Кишка, — при чем тут? Он же врагов увел, так?

— Конечно, — Даня кивнул.

— Ну. А Серега же нас ведет?..

С чувством юмора у Кишки было туговато. Даже до Гондураса иной раз доходило поскорее.

— Э, балда, — беззлобно сказал О-о. — Шутка это. Понял? Шуточное сравнение.

Кишка чуть покраснел.

— Сам ты балда, — огрызнулся он. — Лопух!.. А Сергей ничего этого не слышал.

Он опять вспомнил. Ведь про подвиг Сусанина рассказывал отец, когда они однажды просто так гуляли по лесу.

Это случилось в конце прошлого лета, как раз перед той самой несчастной осенью. Было заметно за полдень, но далеко еще до вечера.

Странно, но лишь сейчас Сергей сообразил, что именно такое время дня кажется ему чем-то особенно тихим, умиротворенным. И тогда, в тот день, было так. Изрядно набродившись по лесу, они решили отдохнуть.

— Идем-ка, брат, на одну поляну, — подмигнул с видом заговорщика отец. — Красота!.. Сам увидишь.

— Пошли, — охотно поддержал сын. И вот пришли. Сергей восхитился:

— Ну, пап, и правда... Красота!

— То-то же. Давай-ка присядем.

Уселись в центре полянки. Алексей Владимирович улыбнулся, приложил палец к губам:

— Помолчим!.. Сергей кивнул.

Они молчали, сидели и слушали.

Эта поляна точно сердце леса. Березы, елочки, кусты обступали ее тихо и таинственно. Тишина — главное, наверно, слово здесь. Тихо покачиваются ветви, тихо и ласково синее небо, тихо плывут по нему облака. Живая тишина! Она наполнена неуловимым шелестом, сладковато-пряными запахами... Вдруг налетит ветерок, весело дунет в лицо. Где-то прожужжит шмель. Густая, темная к концу лета трава полна цветов: белые зонтики, сиреневые гроздья иван-чая, мелкие желтые бутончики, редко рассыпанные в одном месте, ближе к большой старой березе.

— Ну как? — негромко спросил Лавров-старший.

— Слов нет, — сын был краток.

— Верно. — Алексей Владимирович поднял голову, огляделся. Рассмеялся.

— Ты что? — спросил Сергей.

— Да если б кто-нибудь лет двадцать назад сказал мне, что стану я таким Сусаниным!.. Ни в каком сне присниться не могло.

— Кем это — Сусалиным?

— Сусаниным, — поправил философ. — Ну, это отдельная история... А впрочем, отчего б не рассказать?

И рассказал. Рассказчик он был превосходный, Сергей слушал с открытым ртом. И когда отец закончил, искренне восхитился:

— Здорово!

— То-то же. Запоминай, брат... И это запомни, — помолчав, добавил отец.

Его рука обвела окрест.

— Да уж это не забудешь!.. — воодушевленно воскликнул Сергей.

— Не забудь, — неожиданно серьезным стал отцовский голос.

Сергей удивился:

— Да нет, конечно. А что это ты так сказал? Алексей Владимирович покосился на сына. Лицо стало знакомо лукавым.

— Есть дело. Хотя... а, нет! — прервал он сам себя. Полез рукой за пазуху, порылся там. — Вот прочти-ка.

Протянул Сергею мятую бумажку. Тот взял, исправно начал читать: