Майкл Гир: Воины бога Паука

Жители станции дотошно следили за порядком во всем — еще один сдвиг, по мнению Литы. В прежние времена им не хватало места. Набитые в переполненные многоместные помещения, они придавали значение каждому лишнему дюйму — еще одна часть их догматического культурного багажа.

Она закрыла и опечатала дверь, поставив свои отпечатки пальцев как ушедшая последней. Коридор, по которому она шла, имел тот постоянный уклон вверх, к которому привыкаешь на станциях.

Спеша больше, чем она рассчитывала, наблюдая, как проносятся мимо освещенные двери, она перешла со своей пружинистой энергичной походки на пожирающий расстояние бег вприпрыжку. Она чуть не споткнулась, пытаясь затормозить перед транспортером. Инерция никуда не исчезала — какой бы ни была гравитация.

По тому, как Лита понимала действительность, эту штуку следовало называть лифтом, а не транспортером. Он доставлял людей вверх или вниз или, может быть, внутрь и наружу, смотря как поглядеть. Она заказала нужный уровень и подождала одну из кабин. Когда дверь открылась, она чуть не налетела на выходившего человека, которого не успела разглядеть. Удержавшись, она засмеялась и отступила назад.

— Торопимся? — спросил доктор Эммануэль Чэм, нахмурив брови.

— Я опаздываю на свидание. Джефри уже ждет меня в…

— Боюсь, что вам придется немного опоздать, — рассеянно сказал Чэм.

Лита замолчала, рассматривая его. Его заросшее бородой лицо было напряженным и сосредоточенным. Она увидела нечто важное, скрывающееся за этими темно-карими глазами. Густые брови были сдвинуты и как бы напирали на длинный мясистый нос. Она видела крохотные сосуды под стареющей кожей.

— Что-нибудь с образцами, которые я обрабатывала? — У Литы внутри все перевернулось. Она сделала все правильно! Анализ был превосходным — даже до субатомарного уровня. — Не могу представить…

— Ладно. Это важнее, чем пара костей, голубушка.

Чэм уже направился по коридору, раскачиваясь взад и вперед, пружинистой походкой, свойственной, кажется, всем людям станции.

— Господи! — взорвалась Лита. — Мы проработали… годы , чтобы достать эти образцы! Станция Чанг невероятно далеко. Вы знаете, чего стоили эти образцы Директорату?

— Пустяки, — пробормотал он через плечо. — Пожалуйста, я все объясню в своем кабинете.

— Кофе! — прорычал Чэм, прочистив горло.

Машина и углу выдвинула две чашки, когда они проходили мимо нее в огромный кабинет Чэма.

— Доктор Чэм, я не…

Он рассеянно отмахнулся от нее. Расстроенная, Лита отвлеклась. Кабинет Чэма был набит пленками, папками, катушками и рисунками. Он также питал склонность к антикварным книгам. Настоящим, из бумаги. На одной стене висел набор из десяти расчлененных скелетов, один с доисторической Земли, остальные были примерами различных остеологии современного человечества.

Чэм возился с кофе, а Лита злилась на непредвиденную задержку и посматривала на скелеты. На верхних полках располагалась коллекция из примерно трехсот человеческих черепов, а также еще сотни две слепков с доисторических образцов, запрещенных к вывозу за пределы Земли: протогоминиды, предки человечества.

Вид этих расчлененных костей — давно умерших мужчин и женщин — вначале задевал Литу. Теперь они успокаивали ее. В бытность свою любопытной студенткой она была ошеломлена этой комнатой. Кости увлекли ее в антропологию. Работа со скелетами была волшебной. Когда ее пальцы прикасались к костям, это затрагивало что-то у нее глубоко внутри — связывало прошлое с настоящим и давало надежды на будущее, в свете масштаба происшедших перемен и времени, которое человечеству уже удалось просуществовать.

Волшебство никогда не исчезало. Через все студенческие годы, через жестокую враждебную среду аспирантуры и, наконец, научную работу она пронесла чувство благоговения перед костями. Не в пример сухим словам в специальных журналах, она могла вглядываться в пустые глазницы черепа, и это давало ей больше, чем сухие статьи в специальных журналах. Она раздумывала о том, что этот человек видел, чувствовал, любил, чего боялся. Какие чудеса составляли его мир? Что бы он подумал о ее мире? Холод, боль, горести и радости были настоящими нитями, связывающими их через века и расстояние.

Чэм прервал течение ее мыслей, подав ей чашку кофе и устроившись на одном-из кабинетных диванов. Он показал на устройства связи и надел свое. Лита укрепила другое себе на лоб и вошла в систему. Прерывистый радиосигнал, казалось, был эхом глухих человеческих голосов.