Олег Верещагин - Песня горна

Мальчишка мгновенно достал из поясной сумки пистолет и положил руку с ним на стол – стволом в дверь. Прижался лопатками к стене и стал ждать, явственно ощущая, как ночной гость движется вдоль тонкой стены… к низкому крылечку… поднимается по ступенькам… берётся за ручку двери…

…– Денис, ты тууут? – Володька осторожно всунулся внутрь из мокрой, гудящей и свистящей тьмы. С его волос текла вода – хотя он был в пионерской непромокаемой куртке-осеннике, со вшивным поясом на кулиске и капюшоном, но капюшон, как обычно, презрел, тот мокро мотался на спине. Увидев Дениса за столом, Володька заулыбался, проник в комнату весь, плотно и с явным облегчением закрыв дверь за собой. Обнаружилось, что он ещё и босиком – а как же, конечно!

– Что у тебя за манера – в окна заглядывать?! – сердито спросил Денис, убирая пистолет. – Я ведь выстрелить мог, дурила! – и только потом наконец-то изумился: – Ты что тут делаешь?!

– Погоди, не кричи, – Володька умоляюще выставил руки. – Денис, я узнал… про Франца Ильича.

Денис тут же встал, кивнул Володьке на свой стул. Тот облегчённо на него плюхнулся и благодарно засопел в поданную ему кружку с чаем. Володька был мокрый насквозь, даже через куртку, и перемазанный грязью. «Как его вообще ветром не унесло, – подумал Денис иронично, но понял, что беспокоится по-настоящему. И очень. – Люблю я его, что ли, сердито подумал Третьяков-младший и выбросил всю эту сопливую чушь из головы. Тем более что Володька прибежал по делу».

По важному делу .

– Дома с ума сойдут, – Денис присел на край стола. Володька помотал головой:

– Не… Олега-то ведь нету, а я вроде как спать лёг, а потом в окно вылез… – И забулькал чаем. Денис ждал, пока он выпьет всю кружку. Франц Ильич всё ещё был в больнице – и его состояние характеризовалось, как «стабильно тяжёлое». Переломы, черепно-мозговая, разрыв внутренних органов… Старого учителя не били – его собирались убить . И, видимо, решили, что убили. И ещё не факт, что – не убили.

– Да… то полон дом детишек, а то все разбежались, – задумчиво пробормотал Денис, передвигая по столу галету. – Допивай чай и раздевайся, я сейчас тебе одеяло дам…

Володька подавился последним глотком, отчаянно замотал головой, со стуком поставив кружку:

– Не-не-нееее!!! Надо скорей! Я же говорю, я всё узнал! – Он подумал секунду и поправился: – Ну… не всё, но всё узнать теперь можно!

Дождь всё ещё шёл, но уже еле-еле, непогода откровенно иссякла, побушевав всласть и удовлетворившись тем, что людям хватит работы надолго – тут и там улицы были завалены вывернутыми из земли деревьями, кое-где у старых домов раскурочены крыши, во многих местах дорога превратилась в настоящий поток, который, казалось, никогда не закончится. Вода, переполнив дренажные канавы, катилась по всем улицам во вздувшуюся, почерневшую, сердито клокочущую и урчащую Заславку.

«Ну и пусть бы не кончился», – мрачно подумал Юрка Пинаев. Не разбирая дороги, он шагал по ночной улице. Вместе с Егором и Сёмкой они возвращались по домам – непогода их застала в загородном доме Пинаевых, и родители, конечно, уже извелись от беспокойства. Телефоны не работали почти нигде, предупредить никого не удалось.

Юрка посмотрел на перевалы и задержал взгляд на по-прежнему горящих в тёмном, непроглядном небе огнях мачт струнника. Их не брала никакая буря, эти постройки. Может, имперцы даже работу не прекратили, с них станется. Ему хотелось сказать это вслух, но кому? Егору? Сёмке? Прежняя компания Пинаева, такая крепкая, несокрушимая, спаянная высокомерным презрением к «чушк а м», растаяла мгновенно, за пару месяцев, как скала под ударом водяной пушки. Большинство просто как-то незаметно отстранились, отошли, при встречах быстро жали руку и отговаривались какими-то домашними или даже школьными делами. А несколько человек и вообще оказались в этом проклятом пионерском отряде… Егор же и Сёмка были слишком злыми и тупыми, чтобы «менять позицию». Вот и всё. И всё. Юрка попытался вызвать в себе спасительную ненависть – но в нём не было ничего, кроме страха. Он боялся – боялся, да, боялся хотя бы того же Дениса. И домой идти боялся. Ромка, младший брат, тот вообще последние несколько дней дома не ночевал – после того как отец его за что-то избил, за какой-то разговор. И по слухам, ночевал-то он всё в том же пионеротряде…

…А отец-то пьян наверняка. Как почти всё последнее время. Что-то случилось у них, что-то, связанное со штейгером Балуевым. Юрке ничего не говорили, но он сам всё видел… и боялся спрашивать.