Сьюзен И - Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни

Я понятия не имею, жива ли она и станет ли ей лучше, когда пройдет действие яда.

Больше ничем не могу помочь ни ей, ни кому-либо другому из этих бедняг. Остается лишь надеяться, что хоть кто-нибудь успеет прийти в себя и выбраться отсюда, пока всё вокруг не взорвется. Вытащить их всех по лестнице я не в состоянии.

Я подбегаю к остальным резервуарам и разбиваю их один за другим. Вода разносит осколки по подвалу. Воздух наполняется визгом скорпионьих зародышей.

Большинство чудовищ вокруг пробуждаются и вздрагивают. Некоторые яростно бьются о стеклянные стены своих тюрем – те, кто сформировался почти полностью и теперь смотрит на меня сквозь покрытые прожилками мембраны век, – словно понимая, что я намерена их уничтожить.

Пока я этим занимаюсь, возникает мысль бежать отсюда без Пейдж. Ведь она на самом деле больше не моя сестра. И уж беспомощной ее теперь точно не назовешь.

– Рин-Рин! – плачет Пейдж.

Она зовет меня, словно сомневаясь, что я о ней позабочусь. Будто чья-то железная лапа сдавливает мое сердце в наказание за то, что я решила предать родного человека.

– Да, маленькая, – как можно убедительнее говорю я. – Нам надо выбираться отсюда. Ладно?

Здание снова содрогается, и одно из зашитых тел валится на пол. Мальчик ударяется головой, и рот его раскрывается, показывая металлические зубы.

Пейдж выглядела точно так же, пока не зашевелилась. А что, если этот малыш тоже жив?

В голове у меня проносится странная мысль. Не говорил ли однажды Раффи, что иногда имя имеет власть?

Не пробудилась ли Пейдж оттого, что я ее позвала? Я смотрю на лежащие у стены тела, на блестящие зубы и длинные ногти, их бесцветные глаза. Если они живы, сумела бы я их пробудить, будь у меня такая возможность?

Отвернувшись, я бью мечом по очередному резервуару, помимо своей воли радуясь, что не знаю имен детей.

– Пейдж?

Словно во сне, к нам подходит мама, хрустя разбитым стеклом и обходя корчащихся монстров так, будто для нее это обычное зрелище. Возможно, так оно и есть. Возможно, в ее мире это нормально. Она видит их и избегает, но нисколько им не удивляется. Взгляд ее ясен, выражение лица настороженное.

– Детка! – Она подбегает к Пейдж и обнимает ее, не обращая внимания на кровь.

Мама плачет, судорожно всхлипывая. Впервые я понимаю, что она волновалась и переживала за Пейдж не меньше моего, что она не случайно оказалась здесь, в том же опасном месте, которое я обнаружила в поисках Пейдж. И хотя ее любовь зачастую проявляется недоступным пониманию душевно здорового человека образом, порой даже становясь чересчур навязчивой, это нисколько не умаляет того факта, что она действительно заботится о дочери.

Я сглатываю слезы, глядя, как мама осматривает и ощупывает Пейдж. Кровь. Швы. Синяки. Она ничего не говорит, лишь потрясенно вздыхает и воркует, поглаживая младшую дочку.

Потом она смотрит на меня, и ее взгляд полон упрека. Она обвиняет меня в том, что случилось с Пейдж. Хочется сказать, что я тут ни при чем. Как она могла такое подумать? Но я молчу, не в силах выговорить ни слова, лишь с горечью гляжу на мать. Примерно так же она смотрела на меня несколько лет назад, когда мы с отцом обнаружили Пейдж искалеченной. Может, в том, что случилось с Пейдж, и нет моей прямой вины, но все-таки я за нее отвечала.

Впервые у меня возникает мысль: а в самом ли деле мама виновата в том, что у Пейдж сломан позвоночник?

– Нужно убираться отсюда, – говорит мама, обнимая Пейдж.

Я удивленно смотрю на нее, и меня охватывает надежда. Она говорит властно и уверенно, как и подобает матери, которая намерена вывести своих дочерей в безопасное место.

Она ведет себя так, словно вполне здорова.

А потом она говорит:

– Они преследуют нас.

Надежда тут же умирает, оставляя лишь каменную глыбу на месте моего сердца. Мне незачем спрашивать, кто такие «они». Для моей матери «они» преследуют нас, сколько я себя помню. И потому ее слова вовсе не означают, что она собирается защитить своих девочек.

Я киваю, понимая, что груз ответственности за семью вновь лег на мои плечи.

Мама ведет Пейдж к выходу, когда за двустворчатыми дверями раздается страшный грохот, доносящийся из помещения, откуда вышли ангелы. Я останавливаюсь, думая о том, стоит ли посмотреть, в чем дело.

Я не вижу никаких причин тратить зря время, заглядывая за те двери, но что-то меня усиленно гложет. Столько всего случилось, что мне просто не хватало времени подумать о важном и добраться до сути…