Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля

— Дядька, прекрати! Чего перед людьми меня позоришь?! — обиженно пробубнил я.

— Кстати, нет на полях ничего… зато в респираторе твоем дыра есть, небольшая совсем, но все же за вещами следить тщательнее надобно… — уже серьезней прибавил Петр Михайлович. — Эй ты, здоровый! Пошли, с готовкой мне поможешь, за троих, небось, ешь-то? — обратился он к Горынычу. Даже схватил того за руку и потянул, пытаясь сдвинуть с места. Это так забавно смотрелось, что все дружно расхохотались.

Когда они удалились, о чем-то по-свойски болтая, Светлый тут же поинтересовался:

— А чего там у вас на плантациях произошло, о чем отец твой проболтался?

— Ничего особенного, — буркнул я. — Может, потом расскажу.

Утренний случай теперь казался простым страшным сном, да и вся жизнь до этого дня — всего лишь затянувшимся кошмаром, из которого я только сейчас смог вырваться…

Уже позже, после совсем недурного обеда, мы сидели за чаркой грибной настойки и разговаривали о делах, которые привели ребят в наше захолустье. Даже мне налили, сказав, что за встречу не грех и выпить.

Парни все больше расспрашивали Михалыча об обстановке на поверхности, и тут уж дядька позволял себе хмуриться, а иногда даже отпускал крепкие и понятные всем выражения по поводу того, что он об этом думает:

— Да какого черта вы решили туда сунуться? Исследователи хреновы… Вы чего ж, не понимаете: бывали смельчаки и до вас, да вот только не вернулся никто. Думаете, не знаю, куда вы залезть собрались? Но вот скажите, на хрена оно вам надо?! Ёперный театр, это же ТЕАТР! Ну, вы же в Кремль не суетесь, в самом деле, Библиотеку, небось, и ту не посещаете лишний раз, так чего вас туда-то понесло?

Сталкеры переглянулись, а я, уже порядком захмелев, обиженно поинтересовался:

— Дядька, а дядька, а чего я об этом первый раз слышу?

— Не лезь в дела старших, сейчас вот и расскажу… Так вот, переход, о котором малой вам говорил…

— Михалыч! Я уже не маленький!

— Так не перебивай, не дорос еще! Эдакий горлопан вымахал… Так о чем это я? А, конечно же! Часть подземного перехода после Великой Войны-то обвалилась, остался один выход всего на площадь Суворова. Пространство открытое, любой на ней будет как на ладони. Как думаете, удастся вам ее пересечь, если «птички» нынешние на крыше этого сооружения гнездо себе свили? Вот на той площади и стоит Театр Российской Армии. Справа от него не так уж и далеко Екатерининский парк расположен, мало ли каких «зверюшек» среди деревьев нынче там обитает? Я бы лично с ними встречаться не советовал! И сам Театр — место дурное, гиблое, боятся его все, потом у и не принято о нем говорить. Зданьице-то непростое, со своими выкрутасами. Спроектировали его в виде пентаграммы, вот и творится там теперь всякая чертовщина. Ходил туда ваш брат, да хоть бы один вернулся живехоньким. С тех пор и нету на Достоевской сталкеров.

— Брехня все это, ей-богу, брехня! Неподготовленными ваши наверх ходили, тогда еще и не знали ничего толком. Не располагали информацией о том, кого и в какое время суток на поверхности можно встретить, не думали, что в полнолуние лучше не выходить, да и вооружены были плохо. А если правда, так чего же, нам обратно ворочаться? Мы, признаюсь, тоже многого не ведаем, но одно знаем точно: нужно нам в Театр. Позарез нужно. Задание от Братства. Вы говорите пентаграмма? Да, действительно, он в виде звезды. Но что гораздо важнее — у нас есть данные, что собирали его с тем расчетом, чтобы на сцену мог въехать танк. Самый настоящий танк! И полученные из Полиса сведения указывают на то, что эта машина там так до сих пор и стоит. Знаете, как ценятся самые захудалые грузовики? Лишь бы ездили. А тут такое! Да мы просто обязаны его достать, и никакие суеверия нам не помешают!

— Ох, беда будет, сердцем чувствую! — запричитал Петр Михайлович, прикуривая папиросу.

— А вы лихо не кличьте, может, и обойдется, — посоветовал ему Влад и обезоруживающе улыбнулся.

На оставшийся вечер о делах забыли. Разговаривали обо всем подряд, травили байки, кто какие знал. Совсем по-свойски беззлобно подкалывая друг друга, разожгли костер, вокруг которого и уселись.

Я сидел и смотрел в пляшущие желто-красные языки пламени, на такие яркие, веселые искорки, улетающие куда-то вверх. Смотрел и думал, что это самый чудесный день в моей жизни. Меня переполняла радость, даже эйфория, мысли немного путались от выпитого… Что еще можно желать?

Напротив, по ту сторону костра, сидел Влад и что-то оживленно рассказывал, жестикулируя и строя смешные рожи. Хороший это парень, светлый, правильный. Первый, кто принял меня… Друг. Я покатал на языке непривычное слово. Теперь от него веяло небывалым спокойствием и защищенностью, и от этого душа медленно поднималась под самый потолок. Так и заснул, сам не заметив как.