Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга первая

В конце июля 1863 года в г. Оренбурге в семье коллежского асессора Романа Никифоровича Арсенина, служащего по почтовому ведомству, произошло радостное событие — у него родился сын, которого назвали Всеславом. Мальчишка на радость родителям рос здоровым и смышленым.

Беззаботное детство с играми в казаков-разбойников, путешествиями на крепостной вал, частыми скороспелыми драками и столь же скорыми примирениями длилось недолго.

Когда Всеславу исполнилось восемь лет, родители отдали его в гимназию. Учился он достаточно хорошо, впитывая знания без особого напряжения, но и прежних своих друзей и забавы не забывал. Вряд ли кто-то мог назвать его первым сорванцом в гимназии, но и в списке «благонамеренных» учеников фамилию «Арсенин», как ни старайся, тоже не отыскали бы. И кто знает, кем бы вырос сорванец, если бы не поездка с родителями в Петербург. Книги о кораблях и приключения на море и до этого эпохального путешествия занимали первые места как на книжных полках, так и в сердце подростка, но после того как Всеслав побывал с оказией в Кронштадте, воочию увидел море и корабли, он заболел романтикой дальних странствий всерьез и надолго. А после посещения Петербургского морского музея болезнь из латентной перешла в активную фазу и лечению уже не поддавалась.

Вернувшись в родной Оренбург, Всеслав накупил у букиниста книг по морской практике и судостроению и приступил к их изучению, а в гимназии, к вящей радости наставников и родителей, стал проявлять особое прилежание в изучении математики и иностранных языков.

Случись его увлечение чуть раньше, к зрелым годам он успел бы переболеть морской романтикой и, может статься, занялся бы собиранием колониальных диковин. Чуть позже — и страсть ко всему морскому не совладала бы с житейскими заботами. Однако увлечение пришло именно тогда, когда мальчик еще не успел пресытиться мечтой, и сохранилось до того мгновения, когда настало время выбирать жизненную стезю.

Отец Всеслава мечтал увидеть сына офицером или, на худой конец, инженером. И едва семнадцатилетний отпрыск окончил гимназию, как по настоянию отца поступил в первое военное Павловское училище. Единственное, что примиряло молодого Арсенина с казарменным бытом, — то, что училище находилось в Петербурге, и редкие увольнительные он посвящал поездкам в Кронштадт, где мог вдоволь любоваться морем и кораблями. И хотя со временем юноша втянулся в дисциплину, принял порядки своей Alma mater и даже научился извлекать из них некоторое удовольствие, как в детстве изюм из сладкой булочки, мечтам отца не суждено было сбыться. На втором году обучения Всеслав дрался на дуэли, и хотя сия эскапада обошлась без смертоубийства, ран и увечий, Арсенина отчислили из корпуса.

Ничуть не расстроившись по данному поводу, он подал документы в Петербургские морские классы, после чего его детская мечта стала приобретать вполне осязаемый вид.

Отец поначалу возражал против такого решения, но вспомнив, что сам пошел в обучение лишь по требованию своего отца, в то время как мечтал о геодезии, бразильской сельве и африканских саваннах, с выбором сына смирился.

Два года учебы пролетели почти незаметно. Преподавали в классах профессионалы своего дела, которые делились с учениками как своими знаниями, так и беззаветной любовью к морю, отчего учились курсанты усердно. После перевода в третий, выпускной, класс Арсенин столкнулся с необходимостью устройства на летнюю практику.

Учебных судов для моряков торгового флота не существовало и в помине, и те курсанты, кто действительно желал научиться чему-то помимо полученных в училище знаний, нанимались на лето матросами или на пароходы местных линий, или на мелкие парусники, которыми тогда кишели Черное и Азовское моря. Не тратя много времени на раздумья, Всеслав устроился матросом на небольшой грузо-пассажирский пароход с парусным вооружением и реями на фок-мачте, носивший гордое, можно даже сказать — претенциозное название «Сокол», и все лето провел в плаванье: сначала из Керчи до Севастополя, после — из Севастополя в Таганрог.

По окончании практики Всеслав вернулся к учебе. Первые две недели он поглощал знания, как и прежде, но буквально в конце сентября к учению охладел: вид имел задумчивый и мечтательный, а по возвращении из классов, небрежно забросив учебники под койку, тут же исчезал. Еще немного времени спустя Арсенин, ранее отличавшийся рачительным отношением к деньгам, вдруг стал занимать значительные суммы у сокурсников, интересоваться вопросами моды и строчить по ночам скверного качества вирши. Диагноз, поставленный товарищами, оказался единодушным: Арсенин влюбился! Придя к единому мнению, курсанты хлопали новоиспеченного Ромео по плечам, кто восторженно, а кто сочувственно, и, пытаясь угадать, кто же эта таинственная незнакомка, заключали пари. В конце концов ответ на загадку был получен: один из сокурсников, гуляя по Невской перспективе, невзначай столкнулся с Арсениным. Тот буквально порхал вокруг миниатюрной блондинки, в коей курсант практически сразу узнал дочь Кузавлева — тогдашнего начальника артиллерийских классов: девицу красивую, но избалованную и взбалмошную. До конца октября Всеслав пребывал в приподнятом расположении духа, но с наступлением ноябрьских холодов товарищи все чаще стали замечать, что от прежней его веселости не осталось и следа, а к декабрю Арсенин превратился в сосредоточие уныния и меланхолии.