Евгений Лотош: 4-03. Fuga maggiore

Солнце пекло лицо и плечи. Сержант Родонец снял фуражку и вытер лоб рукавом форменного кителя, чтобы хоть как-то избавиться от заливающего глаза пота. Жесткая ткань облегчения не принесла: пот она впитывала плохо, зато кожу терзала не хуже наждака. Ободранный лоб уже давно немилосердно саднил — а до конца дежурства оставалось еще шесть часов. Да какое там конец — смена только-только началась!

Сержант водрузил фуражку обратно на взмокшую макушку и уныло поплелся в обход пыльной привокзальной площади. Хотя в соответствии с календарем шла лишь первая декада официального лета, жарища уже стояла такая, какая не каждый год случается даже в разгар сезона. Хотя сердце подсказывало, что стоило бы перебирать форменными ботинками пошустрее, чтобы вернуться в хоть плохонькую, но тень вокзала, ноги отказывались шевелиться. Валька, сволочь, сидит сейчас в зале ожидания под вентилятором и тянет воду из бутылки, конфискованной в одном из коммерческих киосков. И скалится, небось — он умный, надрал напарника в «орел-решку»! Вот явится капитан с инспекцией — засадит всем по самые гланды за нарушение порядка патрулирования… Родонец вытащил из бокового кармана собственную полупустую пластиковую бутылку и глотнул отвратительно теплой воды, тщательно прополоскав рот. Гадость. Ну, по крайней мере, он ее честно купил, а не реквизировал у торгашей по праву удостоверения.

По полуденному времени привокзальная площадь просто вымерла. Следующая электричка из Новомара в соответствии с расписанием ожидалась через полтора часа. Торговцы-ларечники настежь распахнули двери в свои раскаленные жестяные сараи, а многие сидели на корточках или подручных предметах в тени за киосками, даже не надеясь на случайных покупателей. Сержант едва волочил по брусчатке ноги в неподъемно-тяжелых форменных ботинках, кидая по сторонам угрюмые взгляды. Ну что тут патрулировать? Разрешения на торговлю у всех ларечников проверены и в порядке, а бабки с прошлогодними помидорами в банках, щавелем и укропом выползут только ближе к вечеру, когда на вокзале на пятнадцать минут задержится экспресс «Новомар — Асталана». Что же до потенциальных злоумышленников, то они не идиоты по такой жарище нарываться. К тому же экспрессу явятся, не раньше, шукать по карманам зазевавшихся приезжих и проезжих. Сейчас же нужно побыстрее обойти площадь по периметру — восемьсот тридцать два шага, сто раз посчитано — и найти укрытие от беспощадного солнца. Резко кон-ти-нен-таль-ный климат, вспомнил он мудреное словечком. Колотун и снег по пояс зимой, печка летом, если проще. Обычное дело. Только печка какая-то уж больно жаркая в нынешнем году.

Глухо заревел мотор, и на площадь, трясясь на ухабах всей тушей и гремя корпусом, вполз междугородний автобус. Сержант пригляделся — а, точно, из Новомара, на десять двадцать пять. Смотри-ка, почти не опоздал сегодня — десять сорок семь, а он уже добрался. Наверное, где-нибудь в Кайтаре шоферюгу за такое отклонение от графика уволили бы нафиг, а у нас в Ставрии как бы не премию дать могут. Всего двадцать минут, не сорок и не час, как обычно. Автобус протарахтел к противоположной стороне площади, остановился под гигантским выцветшим портретом Народного Председателя и с жутким шипением пневмоприводов, слышным даже отсюда, распахнул двери. Неторопливо шагая своей дорогой, сержант краем глаза поглядывал, как из него стайкой тараканов выбираются пассажиры. Кто-то тут же погрузился в ожидающие рядом с остановкой машины и в коляску трескучего мотоцикла, некоторые, включая группу малолетних ребятишек (почему в учебный день они не в школе?), рассосались сами собой. Когда автобус, облегченно взрыкивая мотором и пуская облака сизого дыма, уполз на дальнюю стоянку ожидать часа обратного отправления, на остановке задержались только двое: необъятных размеров тетка с двумя такими же необъятными баулами и молодой парень явно не местного вида. Щеголял он в шортах и футболке с короткими рукавами, на голове таскал кепку с длиннейшим козырьком, а в руках держал типичный чемоданчик командированного и еще какую-то странную сумку на двух лямках на манер рюкзака. Точнее, сумку он не держал в руках, а носил — почему-то не на спине, а на груди. Неторопливо вышагивая вокруг площади, сержант наблюдал, как парень что-то выспрашивает у баульной тетки, а та глядит ошарашенно, словно у нее Страшную Государственную Тайну выпытывают.