Андрей Орлов: Урал 2017. Эра безумия

– Нет.

– Приступы бешенства, паники, озноб, учащенное дыхание?

– Слушай, иди к черту.

– А что тогда? – не сдавался Шура.

– Жить не хочется, вот что, – отрезал Андрей и вдруг поймал себя на мысли, что после душа он чувствует себя абсолютно нормально – во всяком случае, физически. Нигде не болит, не ноет, голова не кружится, и в ней начинает что-то шевелиться – как бы даже не мысли.

– А, ну это нормально, – успокоился Шура. – Лишь бы не понос и не бешенство. А поднять свою тень и войти в Сумрак мы все хотим. Приезжай, Андрюша, жду.

– Да приеду я…

Он бросил трубку и застыл, ощущая всеми нервами звенящую тишину. Мурашки ползали по коже. Начал приходить в себя? Прими поздравления. Заглохла дрель в соседнем подъезде – видимо, ее владелец полностью высверлил кому-то мозг. С обратной стороны уже не выли. С открытого балкона не поступало никаких вестей. Все это было больше чем странно. Он прислушался к ощущениям в организме – не начинается ли то, что перечислил Шура? Не начиналось. И чего сидим в опостылевшей квартире? Он начал метаться по шкафам, вытряхивал чистое белье, рубашку, джинсы. Облачался чуть не в панике – как будто неприятности уже высаживались в соседнем дворе и начинали замыкать кольцо. Деньги в борсетку, документы, перочинный ножик знаменитой швейцарской фирмы. Фляжку не брать, это приказ! Он швырнул остатки пойла на диван. Подлетел к компактному сейфу, вмурованному в стену, где хранил рабочую документацию. Документы решил не брать, сунул в карман несколько бумажек с мертвыми американскими президентами – на всякий случай. Уходя из дома, не забыл выключить электроприборы. Прежде чем сгинуть в прихожей, обозрел с тоской просторный зал, в котором провел всю свою сознательную жизнь. Откуда это тягостное чувство, что он сюда не вернется? Чушь. Он мотнул головой, вытряхивая из нее остатки дури. Он вернется еще сегодня. Может быть, завтра. Куда он денется? Заедет утром на кладбище и вернется. Если мир, конечно, к тому времени не встанет на дыбы. Он развернулся через левое плечо и, не оглядываясь, зашагал из квартиры.

Во дворе ничего не менялось. Только страшненький Смурфик (урод в своей бойцовской семье – доброе и безобидное создание) испарился вместе с поводком. Место пса заняла незнакомая молодая женщина – растрепанная, в мятой сорочке, глаза растерянно блуждали. Поводок у нее на шее не болтался, но вид был такой, что она тоже потеряла хозяина. Или прилетела с другой планеты и безуспешно пыталась сориентироваться в пространстве. Она хотела куда-то пойти, делала несколько шагов и погружалась в задумчивость. Затем поворачивала на сто восемьдесят и снова билась в неодолимую преграду. Сложно представить, что творилось у нее в голове под пышной прической. Сообразив, что и эта дорога не ведет к цели, она стала рыться в сумочке, достала телефон и стала звонить – при полном отсутствии связи! Но это не было помехой – она упрямо давила на клавиши и прикладывала телефон к уху. Ничего особенного, – резонно рассудил Андрей. – Существует хоть одна женщина, которая знает, чего она хочет? Кончилось тем, что девушка мазнула его взглядом, в котором сквозила начальная стадия безумия – сочла мужчину пустым местом, развернулась и побежала со двора. Андрей вздохнул с облегчением – как-то не хотелось, чтобы эта незнакомка стала знакомой – дошагал до машины, завелся…

Его дом находился в историческом центре мегаполиса. До больницы было три квартала. Он осваивал их, как минное поле, недоуменно констатируя, что приходит в себя, но лучше бы этого не делал. Не было повода оптимистично смотреть на мир. Трафик уменьшался, городская жизнь погружалась в анабиоз. На проспекте имени вождя мирового пролетариата возвышались помпезные деловые центры – за последние годы их налепили столько, что пора сносить. Парковки были забиты, многие машины стояли с открытыми дверьми. «Где все люди? – недоумевал Андрей. – Куда попрятались?» У центрального фонтана тоже было малолюдно – хотя именно здесь должно наблюдаться паломничество. Сновали унылые личности – их контуры расплывались в мареве зноя. Фонтан не работал – видно, кончилась вода. Он свернул в первый переулок Глинки и вскоре уже катил вдоль проржавевшего решетчатого забора. Загнал машину за бойлерную у неухоженного сквера, стал искать лазейку. Лазеек здесь было больше, чем в законах Российской Федерации (Шура лично их показывал пару лет назад – после развеселой вечеринки в дурдоме). Вскоре он шагал по дорожке, петляя между дебрями кустарника. Обходить все это несчастье к главному входу не было желания. Корпуса больницы построили лет 60 назад, в эпоху «великого и ужасного», они порядком обветшали, но смотрелись зловеще. Трехэтажные глыбы из красного кирпича, соединенные закрытыми переходами. В беседке кто-то был, бубнили голоса. Он сменил направление, обогнул главный корпус – сам не понимая, откуда это стойкое желание не встречаться с людьми. Главный корпус гудел, но на задворках было безлюдно. У крыльца курили плечистые санитары, угрюмо смотрели на него. Могли и не пустить, но пустили – на снулых физиономиях отчетливо читалось, что им по барабану.