Энтони Рейнольдс: Отметка Калта

Остальные оставались настороже. Ундил был известным воином. Он не уступал благочестием своему господину и был почти столь же коварен.

— Мне это не нравится, Темный Апостол, — наконец произнес Фелл.

— И мне, — поддержал Ксир. — В этом зале и без того хватает амбиций. Вы хотите, чтобы мы сошлись в открытом бою или поединках чести?

Ундил наклонил голову.

Эреб рассмеялся.

— Вы все и так достойны этой чести, господа, как и Ундил, — загадочно улыбнулся Первый капеллан. Бледно-розовый шрам поперек его горла повторял форму улыбки. — Ну а теперь, мой повелитель Кор Фаэрон, приступим? Думаю, настало время пересмотреть стратегию нападения на Калт.

Велоф сердито вскинул руки.

— Подождите, Темный Апостол. Нам всем известен план и наши роли в нем.

— Мне есть, что к нему добавить, — лукаво отозвался Эреб.

— Так добавляйте.

— Добавит, добавит, — произнес Кор Фаэрон. — Первому капеллану не свойственно устраивать такой спектакль без откровений в конце.

Затем он повернулся к Эребу, и его тон стал более жестким.

— Он заверил меня, что объяснится, и так оно и будет.

Когда Эреб вошел в лагерь кочевников, на лице Ашкуб появилась лишь едва заметная тень тревоги. К ее чести, она одна осталась на месте, когда племя попятилось от пришедшего из ночи гиганта.

Местные жители были жилистыми отвратительными существами — выродившимися отбросами человечества, которые больше походили на зверей, чем на людей. Эреб презирал их, пусть даже ранее они доказали свою ценность.

Пока он приближался, жрица разглядывала его.

— Ты быстро меня разыскал, — пробормотала она. Выражение широко посаженных темных глаз было невозможно понять, в них плясали огни костров.

Эреб остановился.

— Ты знала, что я выжил?

Заговорив, он ощутил, как чешется шрам на горле. Он долго ждал этого момента и собирался им насладиться.

Впрочем, ее ответ не принес ему никакого удовлетворения.

— Я предвидела твое возвращение и ждала тебя.

Эреб сдержал нарастающую злобу. Время мстить еще не пришло, но он не мог подавить желание продемонстрировать свое главенство. Он навис над жрицей в озаренном огнем мраке.

— Ты пыталась меня убить.

Она наклонила голову и поджала губы. В волосах пощелкивали костяные бусины. Сейчас она выглядела более варварски, чем когда Эреб встречал ее в прошлый раз — в недрах Дельфоса, где она перерезала ему горло.

— Но не убила, благородный воин, — сказала она. — Мне нужно было пролить твою кровь, чтобы заклинание сработало. Для тебя это должно было быть очевидным — последний акт веры.

Она шагнула к нему.

— Как хотел ты и твои повелители, война началась.

— Да.

Она пожала плечами.

— Тогда все в порядке. Как я и говорила. Твоя смерть была необходима.

— Это был… неприятный сюрприз. Ты намеревалась меня убить.

Она насторожилась, но из гордости скрыла свой страх.

— И теперь ты жаждешь мести? Я сделала то, о чем меня просили. Нужно быть аккуратнее, когда просишь милости высших сил, воин.

— Значит, в будущем я буду точнее подбирать слова, провидица, — ответил Эреб. Он скинул мешок с плеч и положил его в пыль у ее ног. — Я проделал долгий путь, чтобы найти тебя, и устал. Не могла бы ты дать мне отдохнуть? Быть может, воды?

— Стало быть, ты пришел не для того, чтобы убить меня?

Эреб скрестил руки.

— Если ты видишь будущее, то знаешь ответ.

Она загадочно улыбнулась, от чего некрасивое лицо стало еще более уродливым.

— Что ты знаешь о том, что я вижу, мой господин? Я скажу, что я вижу. Я вижу, что ты обрел силу. Ты славно потрудился. Но знай, рука судьбы , как бы ты ни возвысился, нечто всегда останется для тебя неведомым.

Эреб покаянно кивнул.

— Ты права, Ашкуб, и хотя мне неприятны эти слова, от этого они не станут менее правдивы. Потому-то я и пришел — чтобы учиться у тебя. В тот раз я был посрамлен твоим могуществом и признаю, что ты знаешь больше меня.

Темный Апостол опустился на колени и склонил голову.

— Позволь мне стать твоим учеником.

Он потянулся к свернутой мешковине, развязал веревку, с почтением развернул скрытый внутри черный бархат и поправил лежащее на земле содержимое.

В свете костра блестели восемь ножей — атамов, сделанных с исключительным и безжалостным мастерством.

Теперь она была поражена. К нему вернулось удовлетворение.

— Это… был… анафем? — прошептала она.

— Осколки, которые я собственноручно отколол от клинка в соответствии с древними ритуалами, — он широко раскинул руки, повернув их ладонями кверху. — Я вырастил их в крови Нерожденных и придал форму этих прекрасных орудий. Они все похожи, но среди них нет двух одинаковых.