Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды

Густая сеть тоненьких трещин и небольшие куски облупившейся побелки, зеленая краска переходов, украшенная наплывами неровно нанесенной штукатурки, прямые и ровные линии стыков бетонных плит, выпуклые соединения металлических перекрытий, паучьи сочленения швеллеров и уголков, темнеющие пустотой ангары. Менялась мозаика сколов, менялся свет: то падал из редких кровельных фонарей с грязными стеклами, то мягко струился из плафонов, забранных сеткой, то резко, до боли в глазах, бил из длинных панелей почти белого излучения.

Там, в прошлом, электрическому свету Кирилл подивился всего два раза: на большом базаре, где жители разрушенного городка приспособили оживший и бодро бежавший Урал под грубую, но действенную гидростанцию, и в крепком блокгаузе добытчиков земляного масла, нефти, мазутчиков, имевших несколько перегонных кубов и дизельный генератор. Здесь, в подземном убежище Ордена Возрождения, электричество находилось рядом весь остаток его жизни, не такой и длинной.

Каталку чуть тряхнуло на повороте, свет сменился на желтый, показался угловатый прямоугольник лифтовой кабины. Мягко заурчал двигатель, лифт чуть тряхнуло, и он мягко пошел вниз. В шахте подъемники забирали только проржавевшей сеткой-рабицей, здесь же стенки блестели отмытым и целым коричневым пластиком. Показалось прекрасное лицо его богини, обеспокоенно спросившей у тут же появившегося врача:

– С ним все в порядке?

– Так точно, Инга, – врач посветил тоненьким ярким фонариком. – Просто пациент не глуп и что-то понимает. Так? Хм, ясно. Это шоковое состояние, совершенно не опасное для процедуры, так… пульс в норме, дыхание ровное… сердцебиение не учащенное и без аритмии. Не стоит переживать. А на месте…

– Я поняла.

Разговор прекратился. Лифт урчал двигателем, чуть поскрипывал, опускаясь ниже. Кирилка смотрел на решетку, на моргающие за ней лампочки, в голове мерно стучали секунды.

Потолок вновь сменил свой цвет – стал матовым, с легкой желтизной, ярко освещенным. В стороне лязгало и звякало что-то металлическое. Шипело, булькало, переливалось и шелестело.

– Мастер, как вы? – Инга простучала каблуками куда-то вперед.

– Уже лучше. Девочка моя, это тот самый экземпляр?

– Да. Виновные уже несут наказание.

– Правильно… – снова чуть зашипело, голос стал глуше. – Это правильно. Порой рядовые братья забываются. Ты поступила верно, Инга. Господа медики, попросил бы вас поторопиться, установить оборудование и потом оставить нас с госпожой майором наедине.

Каталка дрогнула, мягко защелкал смазанный механизм в районе поясницы Кирилки, он начал подниматься. Верх жестковатой поверхности под спиной пошел вперед, потолок, соответственно, наоборот – вниз.

Таких мест он еще не видел. Чтобы так чисто, со сверкающими стенами и полом, с огромным количеством металла, опасного, переливающегося в холодном свете больших светильников хитрыми гранями, изгибами и острыми кончиками. Сверкало стекло дверок одинаковых белых шкафов, матово отсвечивали бока пластикового оборудования, и несло той самой дезинфекцией и стерильностью, сквозь которую, неуловимо и крадучись, вплетался слабый запах многих литров крови и боли.

Рядом, опутанный хитрым и осмысленным переплетением шлангов, прозрачных гибких трубок и проводов, повиснув на упругом каркасе, висел тот, кто говорил с Ингой, называл ее девочкой.

Худющий, перемотанный бинтами и эластичными лентами, с выпирающими через желтоватую, в частых язвочках кожу, костями. Шипение объяснялось просто: половину лица закрывала маска респиратора, с сетками мембран переговорного устройства. Рядом, сверкая хромом, качалась взад-вперед толстенная резиновая гофрированная кишка, гоняя кислород, если судить по надписи на подключенном баллоне. Глаза, практически черные, уставились на Кирилку, жестко сощурившись под отсутствующими бровями. К стерильной чистоте прибавился новый запах: заживо умирающего тела.

Подвешенный, судя по всему именно Мастер, кивнул и перестал смотреть на парня. Рядом тут же оказались двое в резиновых перчатках, марлевых повязках, укутанные с ног до головы в синее и чистое. Зазвенели, защелкали, запахло резко и одуряюще. Кирилка молчал и смотрел. Сердце перестало колотиться безумным галопом, сбавило темп, пот просох. Сзади лязгнуло, в спину потянуло прохладным воздухом, пощекотало чем-то мокрым и холодным, пахнуло спиртом. Рядом оказался кто-то из синих, протер внутренний сгиб локтя, сноровисто воткнул иглу. Кирилка посмотрел вниз.