Уитли Страйбер - Запретная зона

Так новая владелица газеты, чужая для всех жителей городка, получила порцию ядовитой критики. Ничего, это вполне можно пережить.

— Прекрасно, — сказала Эллен с воодушевлением, — я как раз ищу хороший сюжет на местную тему.

— Лучше некуда, во всяком случае, для нас, деревенщин.

Судья на мгновение замолчал, ожидая, что Эллен станет возражать и говорить о выдающихся достоинствах жителей городка и о том, как ей здесь нравится. Однако слова, которые ожидал услышать судья, застряли у нее в горле, как пережаренные кукурузные лепешки.

Судья продолжил.

— Местная полиция роется на моем холме. Вы ведь знаете этот холм, курган, где индейцы делали свои захоронения.

— Конечно. Так что там за история?

— Они хотят разворотить курган ко всем чертям. Нарушают право собственности и даже в ус не дуют!

Эллен старалась сдержать нетерпение.

— Ну, хорошо, — сказала она, — валяйте дальше.

— Как вы сказали?

— Продолжайте. Почему там оказалась полиция?

— Я им этого не разрешал, и если в кургане никого не найдут, я предъявлю иск полиции штата.

— Где никого не найдут?

— Внутри холма! Моего холма! Они там все разворотили, чтобы найти какую-то несуществующую женщину. Она якобы кричит.

— А что за женщина?

— Которая вроде бы провалилась туда. А вам еще об этом не сообщили?

— С какой стати? Здесь всего лишь редакция газеты.

Судья кашлянул. Для него газета была своеобразным форумом, где он мог публиковать свои письма о множестве раскрытых им вольнодумных заговоров. Судья писал о злых силах в городском Совете, которые пытались поставить на улицах фонари, о хиппи с их коммунистическими замыслами и о других подобных вещах.

— Несчастная собака, с которой безжалостно обращались, уже погибла, пытаясь освободить эту женщину.

— Вы слышали ее крики?

— Я слышал какие-то звуки, которые, по-моему, напоминают крик раненого енота. Брайан Келли утверждает, что это кричал человек. Бедняга, он малость свихнулся после постигшего его горя. Он незаконно расположился на моем кургане вместе с этой странной особой, его новой женой. Вот тогда они впервые и услышали крики.

— Так женщина находится в пещере или где-то еще?

— Да не нашли они никакой женщины! Дело вовсе не в какой-то проклятой бабе! Речь идет о вторжении в мои владения и нанесении ущерба частной собственности! Поняла наконец, дуреха!

Эллен хотела бросить трубку, но сдержалась и, проглотив комок, заставила себя поблагодарить судью с подчеркнутой вежливостью. Положив трубку, она подошла к сейфу, чтобы извлечь оттуда допотопный фотоаппарат «Спид График», который достался ей вместе с газетой. Разумеется, фотоаппарат нужно было немедленно заменить, учитывая его пятидесятилетний возраст и вес в двадцать фунтов. Кроме того, для него требовались вышедшие из употребления стеклянные фотопластинки, которые нужно было специально заказывать у фирмы «Кодак».

Под немедленной заменой подразумевался конец пятилетнего плана, намеченного Эллен. Конечно, если к этому плану отнесется с пониманием суд, рассматривающий дела о банкротстве.

Упаковав старую рухлядь, некогда бывшую фотоаппаратом, и прихватив коробку с фотопластинками, Эллен спустилась вниз и вышла на улицу. Разумеется, город будто вымер. Еще раньше она обнаружила, что ночная жизнь Осколы заканчивалась в девять вечера, когда закрывалось кафе Миллза. В Нью-Йорке Эллен вела ночной образ жизни, который начинался с посещения вечернего спектакля или концерта и заканчивался на рассвете, когда она возвращалась домой из ночного клуба.

«Краун Виктория» плавно скользила по Мэйн-стрит. Эллен напряженно всматривалась в темноту. Машина двигалась медленно, как похоронный катафалк. Почему? Все очень просто: в небольших городках много стариков, и с наступлением темноты пожилые водители не выходят на улицу, так как видят не дальше своего носа, а тут еще каждый уличный фонарь рассматривается как вольнодумный заговор либеральных сил.

Не видно было даже мерцания светофора. При езде на разрешенной скорости 50 миль в час можно было запросто врезаться в него и опрокинуть.

Был субботний вечер, всего лишь начало девятого, а в Осколе было темно, как в пещере. Только тускло мерцали огни кафе Миллза и табачного магазина Хэнди. Аптека Рексола была погружена в темноту, так же как и магазин модной одежды Моуд О’Дэй, который напоминал антикварную лавку, где все вещи по-прежнему казались новыми. Здесь продавались черные кожаные ремни и костюмы свободного покроя, на витрине под стеклом лежали коробочки с лентами для волос и разноцветные очки по два доллара и девяносто восемь центов.