Андрей Левицкий - Я - сталкер. Рождение Зоны

Наверное, виновата вонь, и еще – карикатурная похожесть на людей. Очертания черепа, лапы, снабженные розовыми, лишенными шерсти пальцами…

Двигались обезьяно-пауки по стенам и по земле одинаково проворно, перебирая конечностями с такой скоростью, что уследить было нереально.

Пригоршня снова завопил и открыл огонь. Твари ответили скрежещущим криком, от которого дыбом встали волосы на руках и затылке, заломило уши. Чтобы справиться с собой, я начал стрелять. Твари метались, и очень трудно было вести огонь по скачущим вверх-вниз мишеням. Манипуляторы впали в ступор, я чувствовал только отупение, близкое к шоку.

– Встряхнись, мозгляки! – зло и очень громко приказал Пригоршня, сопроводив призыв совершенно неприличным мысленным посылом.

Как ни странно, сработало. Сизый, по-прежнему стоя на одном колене, начал отстреливать обезьяно-пауков – четко и методично, короткими импульсами, будто был в тире. Его спокойствие подействовало на Длинного, включившегося в бой.

Только Рыжему по-прежнему было плохо.

Я снял очередную обезьяну, проследил, как она шлепнулась на землю и забилась в агонии, разбрызгивая кровь, но на месте убитой тут же появилась другая. Их были, похоже, сотни.

«Интересно, – отстраненно подумал я, – а хватит ли заряда? И почему манипуляторы до сих пор не взяли под контроль животных?»

Ответ появился – опять в виде ощущений, но я все лучше и лучше интерпретировал мысли манипуляторов.

Обезьяно-пауки – их страшный, древний враг. И враг именно за счет устойчивости к пси-воздействию. Они – стайные хищники, подлые, но тупые. Нападают, не жалея себя, ничего не боятся, гибнут десятками, но берут количеством. Чаще выбирают женщин, детей, выбирают слабых, чтобы сожрать. Здесь раньше замечены не были – в окрестностях Купола взрослые устраивали зачистки, вооружаясь огнеметами, по ночам выжигали лёжки обезьяно-пауков – огонь гипнотизировал тварей, они лезли в него, как бабочки летят на свет… В ущелье же обезьяно-пауки не водились.

Раньше.

Надо развести огонь, но не из чего: здесь нет ни деревьев, ни кустов, ни травы, и топливо мы с собой не несем.

Лихорадочно перебирая варианты, я продолжал стрелять. Кажется, наше дело было плохо, и с каждой минутой становилось все хуже и хуже. Пригоршня матерился сквозь зубы, зло и привычно, манипуляторы работали слаженно. Пока у нас оставались заряды, мы сдерживали зверей на расстоянии, но, увы, гаусс-оружие не могло работать вечно.

Думай, думай, Химик! Тебя ничего, кроме твоих мозгов, не спасет! Сожрут – не посмотрят на образование, как говорится, бьют не по паспорту, а по морде.

Очередная обезьяна упала совсем рядом со мной, шерсть ее, подпаленная разрядом, дымилась.

Стоп. Гаусс-пистолет – не огнестрельное оружие, он стреляет разрядом. И с помощью него можно что-то поджечь, если дать достаточно сильный и длительный импульс. К сожалению, дохлые обезьяны были слишком влажными, и гореть не стали бы.

Я сосредоточился и представил все известные горючие материалы, адресуя манипуляторам вопрос: что из этого у нас есть?

Откликнулся Длинный. Он вспомнил, что у него в рюкзаке – какой-то растительный жир и палатка из тканого горючего материала. Если облить… Я дал мысленное согласие и обратился к Пригоршне:

– Предлагаю запалить костер! Хочешь жареной обезьянятинки?

– А из чего? – откликнулся Пригоршня.

– Длинный разведет из палатки.

– Давай, только быстро, они валят все сильнее!

Длинный уже занялся делом. Он раскатал палатку, полил ее маслом и передал картинку: отступаем за перегородивший ущелье будущий костер, поджигаем, ждем обезьян, и спокойно, не тратя лишних сил и выстрелов, расправляемся с ними.

Рыжего пришлось тащить – он не мог преодолеть эти несколько метров. Мы отступили за палатку, и Длинный выстрелил. Масло вспыхнуло, зачадило, к счастью, перебивая вонь лилий.

Как ни странно, подействовало. Обезьяны, утратив к нам интерес, полезли к огню. Морды у тварей, несмотря на шевелящиеся жвалы, были зачарованными. Прям жалко стрелять. Но мы, естественно, стреляли. Сейчас обезьяно-пауки не метались, и мы не тратили лишних зарядов и лишних усилий. Больше не казалось, что их – несчетное множество, их было много, да, но не чрезмерно.

Через несколько минут все было кончено. Лишь сладкий смрад, вонь опаленной шерсти и сгоревшей палатки, да трупы тварей напоминали о произошедшем.

– Пойдем, – прохрипел Пригоршня. – Будем надеяться, дальше будет легче.