Сергей Шангин - Без царя в голове

— А случись гвоздик на пути, — со страхом думал Иван, — это же как задницу располосует. Объясняй потом, что на задании был, засмеют гады, растрезвонят — у Ивана зад в клочья порван!

— Группируйся, Иван, сейчас гравикомпенсатор рванет, — пробился сквозь свист ветра в ушах ободряющий крик полковника. — Глаза прикрой, там внизу арматура может торчать.

— Ага… арматура… — отстраненно подумал Иван, мысленно прощаясь с белым светом. — Гравикомпенсатор рванет… Знать бы, что это такое… Группируйся? Это же мне сказали! — полыхнула в сознании Ивана тревожная мысль.

Легко сказать «Группируйся!», а как это сделать, когда обнимаешься с мертвым трупом убитого царя? В голове Ивана мелькнула трусливая мыслишка «Выпусти ты этого царя, на что он сдался мертвый-то? Он от этого ни живее ни мертвее не станет!» Но Иван ту мысль выгнал из головы, как позорную и крепче в царя вцепился, затем обреченно прикрыл глаза и отдался на волю случая, стараясь думать исключительно о хорошем.

Но в голову, как назло, лезли дурацкие картины нанизанных на железные прутья человеческих тел. Вот и его молодое красивое тело будет распято тремя, нет шестью зазубренными арматуринами. Торчит он, как свинья на вертеле, истекает кровью, страдает от неимоверной боли и только мысль о любимой не дает ему умереть до конца.

Накаркал.

— Опять персики?! Надоели персики! У тебя что нормальной пищи нет? — ворвался в сознание Ивана голос любимой. — Я на твоих персиках сама скоро в арбуз превращусь. Хочу кашу, обычную кашу, гречневую! Понятно тебе, узкоглазый — греч-не-ву-ю? — Люська визжала обиженной кошкой, швыряя в уворачивающегося китайца фрукты из вазы.

Голос любимой подействовал на Ивана отрезвляюще.

— Рановато помирать собрался, — рыкнул он сквозь зубы и тотчас почувствовал сильнейшее сопротивление падению, словно все глубже погружался в густой кисель. Да не простой кисель, а жутко агрессивный, в него погружаешься, а он норовит обратно выплюнуть.

Падение замедлялось стремительно, расплющивая Ивана по невидимой упругой преграде. Не бетонный пол, не мордой в кирпич, но ощущение не приведи господи. Да и чего еще ждать от военной амуниции — главное, чтобы работало, а удобства во дворе налево, — пыхтел Иван, с трудом вталкивая воздух в сплющенные перегрузкой легкие.

Что-то невидимое в темноте царапнуло броню, толкнуло в шею, задержало ногу и плюхнулся Иван головой вниз на бетонный пол. Слава богу, действия компенсатора хватило почти до самого приземления. Дуракам везет, бог их любит!

— Все живы? — негромко спросил граф.

— Да… Да… — почти одновременно ответили Иван с полковником.

— Вот и ладушки. Врать не стану, где мы сейчас находимся не знаю. Скорее всего подвал, судя по недострою. Идем за мной гуськом на расстоянии вытянутой руки, у меня инфравизор, я ведущий. Увидим что-то, от этого и будем плясать дальше.

Кавалькада из двух слепых, покойника и поводыря медленно тронулась в путь. Иван покрепче ухватился за пояс полковника и немного отключился от действительности, прыгнув осколочком сознания в вотчину Селим-бея, в сознание полковника — пора узнать, как там события развиваются, не запахло ли жаренным, живы ли еще друзья-товарищи.

— А я говорю, всегда было по двадцать два кредита за тонну разгрузки и не надо мне втирать про инфляцию, — выговаривал Швондер грузчикам, стоящим перед ним с отстраненным видом. — Или вы грузите эти чертовы мешки или…

— Чего или? — лениво сплюнул под ноги Швондеру невысокий кряжистый бритый на лысо мужичонка, одетый как и прочие грузчики в потертую брезентовую робу. — Пойдешь других искать? Так нету других, дядя. Тут, окромя нас, рабочего люду нету, остальные могут разве что кинжалом глотку перерезать. Хочешь по двадцать два, давай по двадцать два, мы же не вредные. В следующую пятницу и приступим, я правильно говорю мужики?

Грузчики отозвались нестройным хором с общим мнением: «Зажрались купцы, совсем платить не хотят».

— Что значит в следующую пятницу? — забеспокоился Швондер. — Я уже стою под разгрузкой, какая такая пятница, ты что сдурел, Степан Егорович?

— Отвалишь, значит, с разгрузки, — с прежней ленцой ответил предводитель. — Другие согласны по двадцать два с полтиной, значит, их и будем разгружать.

— Кого других-то, глаза разуй, Степан Егорович, один я тут, некого больше разружать. Ты ж сам в простое будешь и никакого заработка вообще не получишь. Двадцать два с четвертью — мое крайнее слово! — Швондер с чувством хлопнул кепкой о пыльный пол пакгауза.