Юрий Корчевский - Битва

— Поздравляю вас, вручаю денежное вознаграждение за помощь и благодарственное письмо. Полагаю, вы компенсируете премией потерянное за счёт отпусков без содержания жалованье, — сказал генерал, вышел из-за стола, пожал Володе руку и вручил письмо и конверт.

— Спасибо, — произнёс Володя.

В силовых ведомствах положено отвечать: «Служу Российской Федерации!» — но Володя был человек сугубо штатский и не знал, можно ли ему так ответить и не вызовет ли такой ответ усмешек?

Потом поздравляли и вручали конверты другим.

Володя прочитал письмо. Не орден, конечно, но приятно. Конверт он сунул во внутренний карман.

Генерал ещё раз поздравил всех и отпустил.

Володя вышел в числе первых: всё-таки он сидел у двери. Его окликнул Толкачёв:

— Владимир Анатольевич, задержитесь ненадолго. Пойдёмте ко мне!

Следом за Володей к Толкачеву пошёл ещё один человек.

Подполковник открыл дверь, впустил обоих и зашёл в кабинет последним.

Второй сотрудник был незнаком Володе.

По предложению Толкачёва они уселись.

— По русскому обычаю премию обмыть полагается, но, извините, служба, — сказал Толкачёв.

— Доктор не злоупотребляет, — вступил в разговор третий, и у Володи мелькнуло: «Не за этим ли разговором в управление пригласили? Подписку дать о неразглашении или ещё что-нибудь?»

— Не скрою, Владимир Анатольевич, помощь ваша была своевременной и ценной. От полковника Толкачёва и майора Трофимова отзывы положительные.

— Простите, Трофимов — это кто?

Незнакомец улыбнулся:

— Порт, контейнерная площадка, Колун… Вспомнили?

— Конечно!

— Я хотел бы, Владимир Анатольевич, предложить вам перейти к нам на службу.

— В каком же качестве? Силовика из меня не получится, «топтуна» тоже.

— Мелко берёте. Людей с особыми способностями немного, единицы, и они нужны государству.

— Я врач, и мне моя работа нравится. Вот поступает в отделение человек, он болен, ему плохо. Я и мои коллеги не боги, но после операции человек выздоравливает. Так приятно видеть плоды своего труда!

— Наша служба сродни вашей, Док! Только вы врачуете тело одного человека, а мы удаляем язвы и раковые опухоли общества. Вы же в институте прошли военную кафедру, офицер запаса.

— Медицинской службы, — уточнил Володя.

— У нас служат люди разных специальностей, вас проще будет аттестовать.

— Простите?

— Проще говоря, присвоить вам офицерское звание. Аттестованный сотрудник получает большее денежное довольствие.

— Ха! Деньгами соблазнить хотите?

— Мы же знаем, сколько вы получаете. С вашей головой и руками — несоразмерно мало.

— Мало, — вздохнул Володя. — Но я сам выбрал эту дорогу и клятву Гиппократа давал. А главное — она мне нравится, чёрт побери.

— Вы отказываетесь? Не торопитесь, обдумайте всё, что услышали, взвесьте. Номера телефонов полковника Толкачёва и майора Гнибеды вам известны. Мы, кстати, тоже не торопимся, но и повторять приглашение не станем.

— Спасибо за честь. Я могу быть свободным?

— Да, конечно.

Володя вышел из управления, обернулся. Громадное здание. Многие люди, особенно те, кто в возрасте, до сих пор смотрят на него со страхом: слишком тягостные воспоминания о прошлом оно навевает.

На такси Володя добрался до дома. Ему хотелось скинуть костюм и ненавистный галстук, а ещё непонятно было, во сколько оценили его радение? На ощупь конверт был не очень толстым, но, открыв его, Володя увидел пятитысячные купюры. А пересчитав их, приятно удивился: премия превышала его потери в зарплате за оба отпуска без содержания, вечерние и ночные бдения — она превышала три его месячные зарплаты. Приятно, когда твой труд так ценят. В голове даже мелькнуло: а не согласиться ли на службу в ФСБ? Он поколебался немного: по нынешней жизни деньги значили много, они давали свободу выбора. Но, взвесив всё — на одной части невидимых весов служба в ФСБ, а на другой — любимая профессия, — Володя решил не изменять служению Гиппократу. Он сам десять лет назад выбрал свою судьбу и круто менять её не видел смысла.

После перипетий со спецслужбой он втянулся в работу. Его необычные способности обострились, а может быть, уже появился наработанный опыт. Но способности здорово помогали. Диагнозы, даже сложным больным, поступавшим в отделение, он стал ставить быстро и безошибочно. Медицина — не механика или электроника, и невозможно подключить диагностический разъём и точно указать неисправность какого-нибудь, пусть даже и сложного механизма. Медицина — это сплав знаний, опыта, искусства врачевания, даже интуиции. Конечно, современная аппаратура вроде компьютерных томографов, магнитно-резонансных томографов, мощных лабораторий здорово помогает, но она может далеко не всё, решающее слово остаётся за врачом. Органы человека по сложности и способности к саморегуляции, восстановлению во многом превосходят самый технически сложный аппарат. И течение болезни может быть нестандартным, не укладывающимся в клинические рамки, тем более что картину зачастую напрочь смазывает самолечение, наличие одновременно нескольких болезней в одном органе, скажем, камень в воспалённой почке.