Дмитрий Силлов: Кремль 2222. Петербург

Ну, что ж, хотите – получите. Я, не выпуская нож из рук, в несколько мощных рывков подплыл к этим ветвям, протянул руку и схватился за одну из них, толстую и осклизлую, покрытую наростами-присосками. Опасное предприятие, но мне особенно выбирать не приходилось – вылезти на отвесный берег из болота по-другому вряд ли удастся. Сейчас оно пока не реагирует, не пытается удержать меня. Еще не дошло до него, что часть его экосистемы круто обломалась со мной, да еще в организме пару лишних дырок заимела. Но скоро дойдет, и тогда, скорее всего, навечно останусь я замурованным в мигом затвердевшей жиже, как вон тот дохлый лось, наполовину объеденный, наполовину сгнивший.

Дерево стреагировало немедленно. Присоски тут же раскрылись, готовясь прилепиться к неразумной твари и начать неторопливо перекачивать горячую кровь в корявый древесный ствол. Похвальное желание, жрать надо всем. Но я оказался добычей бесчувственной и жестокой. Три удара ножом – и три ближайшие присоски, хлопая краями вхолостую, полетели вниз, в болото. Я же нашел в себе силы подтянуться, захватить ветку ногами и, вися на ней таким вот обезьяньим манером, срубить еще пару присосок.

Неприятное это дело, когда тебя ножом по живому строгают, мне это хорошо известно. Даже если ты полный тормоз по жизни, не захочешь, а отреагируешь. Вот и дендромутант отреагировал: дернулся вполне ощутимо – и спрятал присоски. Все, разом, только темные пятна остались на их месте, да течет темный сок из нанесенных мною ран, так похожий на свежую кровь.

Соответственно, я ж не гад какой, чтобы продолжать резать по-живому – тем более, что дендрохищник сразу стал похож на эдакое несчастное, кривое, полузасохшее дерево, лишенное листвы и покорно ждущее закономерного финала в какой-нибудь крестьянской печке.

Ну, если меня не трогать, так я вообще сама доброта, олицетворение кротости и смирения. Поэтому «Бритва» отправилась в ножны, а я вполне благополучно взобрался на толстую ветку и прополз по ней до ствола, по которому без особых приключений, не считая крупной занозы в ладони, спустился на землю.

Занозу я легко вытащил зубами, высосал из ранки крупную каплю крови и с ожесточением сплюнул ее в жидкую траву, цветом напоминающую плоть двухдневного трупа. С ожесточением потому, что на том месте, где я воевал с неведомой болотной тварью, лишь лениво колыхались несколько грязных пузырьков. То есть, мой рюкзак с бронекостюмом, разобранным автоматом, вторым ножом, водой, едой и остальным снаряжением, столь необходимым в Зоне, навсегда остался в вонючей жиже. И теперь вместо более чем приличной снаряги я располагал комплектом неимоверно грязного американского камуфляжа, берцами с высоким верхом и надежной шнуровкой, благодаря которой они тоже не канули на дно болота вслед за рюкзаком, небольшой тактической аптечкой в нарукавном кармане, а также мультитулом в поясном чехле. И, конечно, моим боевым ножом, имеющим собственное имя «Бритва».

Если все это на бумаге написать, можно подумать, что не так уж плохи мои дела. Да, согласен, и хуже бывало. Но без воды, еды, хотя бы минимальной брони и огнестрельного оружия даже опытный сталкер чувствует себя неуютно. Тот, кто думает, что хороший нож это панацея от всех бед, глубоко заблуждается, ровно до появления в поле его зрения какого-нибудь агрессивно настроенного уродца с обрезом двустволки. Или даже, к примеру, ловкого дикаря с примитивным метательным копьем. Конечно, я так просто, за здорово живешь, свою тушку под новые шрамы не подставлю, но на диких территориях предпочитаю иметь при себе как минимум от двух единиц огнестрела, сухпай на пару-тройку дней и солидный запас питьевой воды.

– Тварь вонючая, – с душой сказал я своему невидимому врагу, похитившему драгоценную снарягу. Ответа не последовало, лишь влажно лопнул один из пузырьков на поверхности болота. Я же залепил ранку на ладони бактерицидным пластырем, повернулся и пошел себе куда глаза глядят. То есть, на разведку. Надо же понять, куда тебя занесло, прежде чем думать о том, что делать дальше.

Довольно быстро я понял, что нахожусь на обширном клочке суши, поросшем кривыми хищными деревьями, тощими и медлительными от вынужденной диеты: все самое вкусное и питательное забирало себе болото…

А может, и не только оно.

В сгущающихся вечерних сумерках я вдруг увидел меж ветвями слабый отблеск огня. Пришлось вновь вытащить «Бритву» из ножен и углубиться в редколесье, периодически отмахиваясь клинком от особенно назойливых хищных ветвей.