Михаил Шелепов - Если завтра война

Ты тихо подкрался, мало ли какая хрень там засела. Посветил фонарём — раненый капитан. Тот самый, мелкий и писклявый. Ты подошёл к нему. Прострелено лёгкое и живот. Большая кровопотеря. Стараешься его поднять. Тяжёлый дрыщ! Он громко застонал. Дрожащим едва различимым голосом говорит, что у него перебит позвоночник, просит, чтобы ты его не трогал. Ты спрашиваешь, сколько идти до вашей части. Но, то что ответил тебе капитан тебя совсем не радует: они, те кто был в этом «Урале» — последние, кто выходил из окруженной «учебки». Два натовских вертолёта перебили всех из ракет за три минуты. Погибло около двух тысяч новобранцев. Били по безоружным. А потом прилетел десант на трёх «Чинуках» и те уже добили всех остальных. Капитан пытался драпать с комендантским взводом, но и их догнал вертолёт.

Ты уже всё и так понял. Тебе нужно уже идти, оставив капитана умирать, но ты понимаешь, что идти теперь некуда…

Тут капитан засуетился. С надрывным стоном он перевернулся на бок и вытащил из-под себя какой-то свёрток. Передал тебе. Ты осветил его фонарём, развернул. Какие-то документы и красная бархатная тряпка. Знамя части. Красивое, но почерневшее местами и липкое от крови. Ты стоишь и не знаешь, что со всем этим добром делать. Сразу вспомнились старые фильмы про войну, где раненый политрук спасает знамя полка и прочая пафосная бутафория. А тут теперь и ты в такой же идиотской ситуации. Зачем тебе этот геморрой? Ты же не собрался пронести его через всю войну и повесить его на развалинах Пентагона. Конечно, нужно его кому-то сдать. А кому? Эй, где тут знамёна разбитых полков сдают? Я крайний! Капитан совсем затих. Ты даже не стал ему щупать пульс или ещё там что-то. Свернул знамя и запихнул в вещмешок. Теперь можно идти только обратно к своим. Свои. Какие же они свои? Ты их всего сутки как знаешь… А других-то и вовсе нет. Вон, тут ещё лежат с открытыми глазами, весеннее небо рассматривают.

Ладно. Ты прошёлся вокруг обгоревшей машины, нашёл ещё пулемёт «калаш», две коробки патронов. Тяжело, но дотащить сможешь.

Возвращаешься обратно к развилке. Те не дошёл метров ста до окопов, как раздалась очередь из автомата, ты инстинктивно присел, и в тот же миг над головой пронеслась трасса пуль. Ты громко выругался матом. Лейтенант в ответ загнул такой же трёхэтажный. Да, ты расслабил булки. Тут война брат, а не пионерская игра «Зарница».

Лейтенант с недовольной мордой смотрит на тебя и твои «трофеи»: «Какого хуя ты вернулся? Я тебе приказал идти в часть за помощью!» Ёбнутый дегенерат до сих пор думает, что он всё ещё твой командир: «Лейтенант, сколько тебе лет? Двадцать шесть? А мне тридцать шесть и две „вышки“, поэтому сам иди нахуй. Я тебе не зелень малолетняя, а старший лейтенант запаса… нету там никого, всех перебили, последних, кто ушёл в километре отсюда догнали, капитан ещё живой был, рассказал». Ротный недоверчиво смотрит на тебя. Потом, уже поникшим голосом: «И ты его бросил?» Ты: «Там перебит позвоночник, тащить нету смысла…»

Оба молчите. Лейтенант закурил: «Блядь! Херовая тема. А тут ещё этот балласт пиндосовский…» Подошёл один из бойцов: «Товарищ лейтенант, у вас есть перевязочный пакет, а то Серёгу бинтануть надо, у него пуля в жопе застряла, он тогда сразу не почувствовал». Лейтенант: «Пока не бинтуй, вот, возьми йод, вату, хорошо промой дырку. Если не глубоко сидит, выколупайте пулю и ножом хорошо соскоблите кромки раны, иначе будет гнить — там уже первичный некроз пошёл. Ясно?» Виталик: «Так точно». Лейтенант: «Только тихо там, пусть не орёт как пидар». Виталик взял индивидуальный санпакет и скрылся в темноте. В скором времени послышались глухие стоны и матерная брань. Лейтенант злорадно ухмыляется: «Доктор Хаус, блять!» И ты тоже смеёшься.

Начинает светать. Ты идёшь к «норе», где лежит пленная лётчица. Тебе интересно, может она уже «того», замёрзла там в холодной яме. Нет, живая сука, сидит. Между ног тёмное мокрое пятно покрылось инеем. Сама она трясётся от холода. Лицо с большой гематомой на левой щеке посинело. Переносица, судя по всему сломана — твоя работа. Хотя до этого она была совсем даже симпатичная тёлка. Она со страхом смотрит тебе в глаза. Ты, оставив автомат на поверхности, спрыгнул к ней в окоп: «Ду ю спик инглиш, сука?» Молчит. «Шпрехен зи дойч, блядь?» Тишина. «Откуда, ты, пизда очкатая?» Опять нет обратной связи. Тогда ты зажимаешь между пальцев её сломанный нос. Девушка громко застонала и произнесла хриплым низким голосом: «Ю факин шит!» Ага, прорезался ангельский голосок! Очевидно англичанка. Пришёл лейтенант: «Чё тут за хуйня?» Ты: «Да вот, налаживаю международный диалог. Она, скорее всего англичанка». Лейтенант: «А мне похуй кто она. Главное, что воюет… воевала против нас и всех моих пацанов побила. Может по кругу её, для профилактики?» Ты, рассматривая её непрезентабельный вид, с отвращением говоришь: «Да ну её нахуй, такую обосраную ебать, а Виталь её ещё и обоссал. Я сегодня свою очередь на еблю пропускаю». И, сплюнув прямо на пленницу, ты вылезаешь из окопа.