Ник Кайм - Путь восставших

Он не касается нити, позволяя ей обвиться вокруг черепа. Тончайшая до невидимости, извивающаяся, острая точно тьма, она заползает в уши Ци Реха.

Теперь это его эхо. Теперь это его истина.

Уста, на которые он никогда не посмеет бросить взгляд, начинают произносить его Слово.

Начинают с единственного звука. Ммммммммммм…

Его дар. Эхо, что пришло к нему.

Ммммммммммм…

Вне звука, вне дрожи в костях, отзвук чего-то великого, словно подножие целого материка.

Ммммммммммм…

И обещание большего, если он окажется достойным, если выдержит испытание.

И так будет. Такова его клятва. Он до конца выслушает отзвук эха, ставший его судьбой.

Ммммммммммммммм…

… Приходит воспоминание.

Он в своем шатре, смотрит, как завеса у входа отдергивается, пропуская Акшуб. Верховная жрица Ложи Змея пришла одна. Худая, маленькая старушка, вдвое ниже Ци Реха и во много раз древнее его. Косточки, вплетенные в седые космы, стучат о кости, обтянутые её высохшей кожей. Старость видна в каждом движении жрицы. Воины его племени, носящие лучшее оружие и доспехи, многочисленны, сильны и способны вырезать жалких червей из рода Акшуб. Сам Ци Рех может убить старуху одним ударом.

Эта мысль ужасает его. Почему? Потому, что он умрет сам, как только поднимет руку на жрицу. Потому, что он прогневает богов.

Ци Рех прогоняет незваные мысли и слушает, как Акшуб открывает перед ним двери к предназначению.

— Сегодня боги благосклонны к Ложе Гончего Пса, — говорит она. — Ложе Змея уже выпала честь обратить Магистра войны. Да, то, как он изменился — дело рук моей ложи. Это наш змей шепчет в его сердце. Они вместе ушли от нас, нести к звездам огонь, что изменит их.

Акшуб улыбается, и видно, как насекомые ползают по её зубам.

— Но тебе, жрец, тоже уготовано нечто великое. Ты услышишь священные голоса из самого их источника. Ты коснешься их. Ты станешь ими. Пришло время провозгласить твое право.

— Мое право на что?

Ци Рех знает, он понимает, что такое «источник», но хочет услышать ответ жрицы. Голос Акшуб поставит печать законности на его знание.

— На Ложу Эха.

Глубоким вдохом он пытается потушить пылающее в груди пламя гордости.

— Мы пробовали овладеть ею прежде.

Как и все остальные ложи. Старые воспоминания, пересказанные были, история Давина. Легенды о том, как Ложа Змея, Ложа Медведя, Гончего Пса, Ястреба, Ворона, все — все, все — пытались завладеть Ложей Эха, первой из них, той, что предшествует всем тотемным ложам и превосходит их.

Все — все, все — потерпели неудачу. Удалось ли хоть одному верующему за долгие века хотя бы пересечь высохшую равнину? Никто не знает ответа. Никто не вернулся оттуда. Одинокий пик остается далеким и запретным символом могущества.

Трескучий голос Акшуб настойчиво прерывает его мысли.

— Иди, жрец. Пересеки равнину. Взберись на гору. Открой двери.

— Боги позволят мне это?

— Боги приказывают тебе это. Иди, встреть свое предназначение.

Она протягивает руку и тычет скрюченным пальцем в грудь Ци Реха.

— Открой двери, — повторяет Акшуб.

— И почему же Змей отдает Гончему Псу столь великую честь?

Ещё улыбка с насекомыми.

— Я ничего не отдаю. Я всего лишь посланник. Я указываю пути, по которым уходят другие, а сама остаюсь на месте.

И Ци Рех к темной горе пришел.

Он открывает глаза, и воспоминания испаряются, подобно туману, в величии настоящего. Тень от одинокого пика почти добралась до холма, равнина уже превратилась в однородное темное пятно. Повсюду лишь мрак и шепот пересохшей глины.

Лживый свет умирает, изрезанный клинками тьмы, как всегда происходит на Давине. Здесь мир не возрождается с рассветом, его лишь приносят в жертву наступающей ночи. С каждым закатом солнца, боги утверждают свою власть этой священной казнью. Тень подползает ближе, ещё ближе — тень, обладающая весом, силой и волей. Она касается подножия холма, и, ободрившись, с каждой минутой карабкается все выше. Волна тьмы плещется у ног Ци Реха, и он ждет. Отвернуться сейчас — значит отвернуться от богов, и жрец смотрит, ожидая мгновения, которое отметит начало его падения к апофеозу.

Тень касается его.

Это не просто холод, это леденящая агония, которая словно отгрызает конечности жреца, одну за другой. Ци Рех приветствует тень и то, что она делает с ним. За леденящим холодом, за убийственной мукой скрывается нечто большее — проверка.

И, ощутив это принятие боли, проверка заканчивается. Жрец постиг тень и овладел ею. В отзвуках эха Ци Рех слышит кивки — его сочли достойным.