Михаил Сурин - Битва галактик

– Да, знаю. Один берсерк стоит десятерых велитов, – отмахнулся Рогозин. – Вот это мы сегодня и проверим. Будьте уверены, Александр Евгеньевич, миром сегодняшнее собрание не закончится.

– Я знаю, – ответил Жнец. – Недаром здесь адмирал Серрвус.

– Тоже заметили его? – улыбнулся Рогозин. – У него давняя дружба с Корхастом. Можно сказать, со школьной скамьи.

– Значит, наши силы практически равны.

– Не совсем, большая часть сенаторов всё-таки на нашей стороне.

Рогозин, видимо, хотел сказать "на моей стороне", однако в присутствии капитана это было бы не совсем уместно. Жнец понял это, поэтому только улыбнулся.

– Хотите выпить? – вдруг спросил Рогозин.

– Нет, простите, я не пью, – ответил Жнец.

– Так я тоже не употребляю. Тем более перед ответственным собранием. Только грейпфрутовый сок.

Рогозин наклонился и выдвинул маленький бар из-под стола. Достав два фужера, он разлил сок, и передал один Жнецу.

– За победу, полковник, – произнёс тост Рогозин и со звоном чокнулся.

Жнец кивнул и сел. Довольно причмокивая, сенатор развалился в кресле.

– Виктор Алексеевич, – обратился Жнец после минутного молчания. – У меня есть информация, которая может вас заинтересовать.

Рогозин внимательно посмотрел на него.

– Это касается того дела, за которое мы боремся, – уточнил Александр Евгеньевич.

– Рассказывайте, – произнёс сенатор.

– В одной из дальних звёздных систем была обнаружена планета, на которой могла быть жизнь. Исследовательское судно "Шагрил-ла" совершило полёт к ней с целью подтверждения существования жизни и определения возможности колонизации. По возвращении корабля все данные были заморожены.

– И вас это удивляет? – Рогозин сделал глоток и поставил фужер на стол.

– Меня удивляет то, что хоть и сняли режим секретности с многих данных (да что там говорить – почти всех!), некоторые субъекты по-прежнему плодят тайны. Смотритель пограничной станции рассказал мне, что после посадки на планету, на корабле и лагере исследователей всякая чертовщина началась – призраки, полтергейст, исчезновения. Четверо погибших в стычке с местными. Местным, впрочем, быстро дали название – ригмейцы, а планете дали имя Ригмеа по аналогии со словом из какого-то гвинейского наречия. Словом, боясь погибнуть, наши разведчики довольно быстро убрались восвояси. А вся информация о путешествии и данные исследований были засекречены.

– А кто рассказал об этом смотрителю станции, если данные были засекречены?

– Ему поведал об этом чей-то длинный язык, – объяснил Жнец. – Тайны тайнами, а "сарафанное радио" пока никто не отменял.

– Это интересно, – задумался Рогозин. – Я приму к сведению…

– Я думаю, к этому приложил руку непосредственно министр внутренних дел Гвидо Аллеро. Сразу после моего выступления в Амфитеатре Лоз две недели назад он подошёл ко мне и заговорил о ригмейцах. Не знаю зачем.

– То есть едва вы сошли с трибуны, как он подошёл к вам? Я не понимаю мотивов его действий. Зачем нужно было раскрывать государственную тайну именно вам?

Жнец пожал плечами.

– Я думаю, это нужно спрашивать у него.

Рогозин допил сок и поставил фужер на стол.

– Всё! Выдвигаемся, – он хлопнул в ладоши. – Наша братия уже заждалась нас.

Жнец посмотрел на часы и убедился, что время пришло. До начала заседания осталось менее пятнадцати минут.

– Пошли, – кивнул он.

Минуя длинные коридоры, они вышли в соседнее крыло здания и спустились в вестибюль. Людей здесь уже было меньше – толпа сочувствующих граждан и журналисты. Загораживаясь от вспышек фотокамер, Рогозин и капитан Жнец прошли через них, оставшись равнодушными к их вопросам, возгласам и пожеланиям.

Двери в зал заседаний были распахнуты. Жнец осмотрелся. Да, он был действительно огромен. Видимо, Федерация три годовых бюджета вложила в его богатое убранство. Зал был овальным, окружённый колоннадой в ионическом ордере, под широким прозрачным куполом. Меж колонн были протянуты полотна с гербами каждой из планет, вышитыми золотыми нитями. Позади Президиума Сената висело огромное красное полотно с гербом Федерации – золотой дракон, держащий в лапе шестопёр, на испанском щите, разделённом на четыре части разных цветов: серебро, лазурь, червлёнь и пурпур. Над щитом -золотой шлем анфас с решётчатым забралом, короной палисандо и намётом в виде растительного орнамента. Позади щита была изображена белая горностаевая мантия с сенью и девизом "Beatus, qui retribuet tibi retributionem tuam, quam retribuisti nobis", начертанном на ней. Депутатские ряды спускались внизамфитеатром. Где-то там, впереди должно быть кресло Рогозина. Сам Виктор Алексеевич выделил место для Жнеца на балконе Галереи Приглашённых, расположенной над залом.