Роман Злотников - Путь Князя (авторский сборник)

Всеслав мысленно довольно кивнул. Ему удалось вывести из строя одного из бойцов, не убивая его, да еще и создать скользкое пятно на поле поединка… В этой схватке самым сложным было не столько победить, сколько сделать это так, чтобы никак не продемонстрировать своих необычных для окружающих способностей. Ведь Всеслав знал, что на самом деле не только сражается за правду Господню, но и противник у него не этот никчемный Комитет с его убогим главой, а истинный Враг. И потому здесь, на этом поле битвы, следовало явить людям не невозможное чудо, после которого люди расходятся по своим домам, хижинам и лавкам, качая головами и приговаривая: «Вот оно как бывает-то», будучи совершенно точно уверенными, что уж им-то ничего подобного не совершить. А чудо… натруженное, созданное не только волей Его, но и отвагой, силой, уверенностью в своей правоте обычного человека… ну или кажущегося таковым. Дабы любой, увидевший его, воспылал огромным желанием самому множить подобные чудеса!

– На! А-на!.. У-а-а-а-а!!!

Еще один свалился с отсеченной кистью, а второй запрокинулся назад, утробно рыча и вцепившись в наполовину разрубленное бедро. Всеслав отпрыгнул назад, разрывая дистанцию, и несколько картинно взмахнул отобранным мечом.

– Плохой меч, – задумчиво произнес он, – дрянная сталь и слабый баланс. – Он вскинул голову и обвел взглядом притихшую площадь. – Но ведь главное не это, а то, чтобы его держали честные и умелые руки. А в сердце того, кто им владеет, была бы Божья правда… не так ли люди?

И, не дожидаясь ответа, прыгнул вперед…

Когда с поля боя, скуля, уполз последний воин, Всеслав, который подгадал так, чтобы завершить схватку в самом центре площади, между трибуной Комитета и виселицей, опустил меч и повернулся к Игромангу, смотревшему на него затравленным взглядом. До последнего момента он надеялся, что хоть один из его воинов покончит с этим проклятым чужестранцем… Всеслав специально поддерживал в нем эту надежду, позволяя своим противникам то полоснуть по плечу, то задеть кончиком меча обнаженную грудь, то коснуться лезвием спины. И сейчас его тело было покрыто множеством порезов, сочащихся кровью…

Некоторое время над площадью висела тишина. Все смотрели на двоих – рыцаря-чужеземца и того, кто еще не так давно, в самом начале церемонии, считал себя самым могущественным человеком в городе.

– Я… – негромко начал Всеслав.

И вся площадь затаила дыхание, опасаясь упустить хоть звук из речи этого удивительного человека, только что своей жизнью и своей кровью доказавшего свое право обращаться к людям. Впрочем, разве не этим доказывается любое истинное право…

– …обвиняю! – Он вскинул руку с мечом и вытянул ее по направлению к Игромангу. – Я обвиняю этого человека по законам Божьим и человеческим в том, что он совершил множество грехов и преступлений, и требую Божьего суда над ним! – С этими словами Всеслав сделал шаг вперед, затем другой…

– Стреляйте! – отчаянно завизжал Игроманг, подавая команду своим арбалетчикам. И те суматошно вскинули арбалеты, наводя жала болтов на одинокую фигуру, грозно и неотвратимо приближавшуюся к их хозяину и повелителю… Наступил самый шаткий момент действа. Ибо люди, собравшиеся на площади, могли помешать залпу, а Всеславу нужно было, чтобы арбалетчики успели выстрелить… И они успели!

Толпа взревела и кинулась на солдат, вцепляясь им в руки, ноги, шеи, опрокидывая их на спину и обрушивая на них кулаки и палки. Люди были готовы разорвать этих тварей, только что укравших у них чудо…

– Господи! – внезапно разнеслось над площадью.

Толпа замерла. Люди медленно разворачивали головы и благоговейно замирали, узрив своего героя. Живого! И с молитвенно сложенными руками опустившегося на колени перед перекрестьем воткнутого в щель мостовой меча (они не подозревали, что он не опустился, а поднялся на колени, ибо за мгновение до того, как его тело должны были пронзить арбалетные болты, плашмя упал на камни площади).

– Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое!!!

И сначала один, потом другой, а потом уже все начали опускаться на колени и складывать руки в уже слегка подзабытом, но в таком с детства знакомом жесте смирения и покаяния. Каковых так не хватало в этом мире последнее время… И поплыли над площадью слова молитвы, произносимые уже всеми – и людьми, пришедшими поглазеть на казнь, и остатками арбалетчиков, и палачами, так и не дождавшимися сегодня работы, и даже выжившими членами Комитета…