Дмитрий Медведев - Старый Мёртвый Свет

Тускло горел фонарь, единственный работающий из четырех, что стояли во дворе моего дома. Нужда в нем вот-вот отпадет — чернильная ночь помалу разбавлялась рассветом, превращающим ее в фиолетовые утренние сумерки. Вот-вот на востоке, над серой крышей детской поликлиники заалеет тоненькая полоска, положив конец ночному царству.

Сухой потрескавшийся асфальт, молодая травка на неопрятных газонах, с трудом пробивающаяся сквозь окурки и пустые бутылки, припозднившийся алкоголик, не нашедший в себе сил дойти до дома и провалившийся в объятия Морфея прямо на лавочке у соседнего подъезда — все, как всегда, и в то же время в привычные ощущения вкралось нечто новое, чуждое и незнакомое. Я не смог подобрать слова для описания этого тогда, как не могу сделать этого сейчас. Есть вещи, лежащие совсем в другой плоскости — бесконечно далекой от мира слов — но это не делает их менее понятными. Скорее наоборот.

В голове с потрясающей ясностью возникло понимание того, что привычной жизни вот-вот наступит конец. Не знаю, с чего я вдруг так решил. Скорее, за меня решили и сообщили, поставили перед фактом.

Пройдет совсем немного времени, и привычного суетливого мира, в котором люди смотрят исключительно себе под ноги и копошатся в своих проблемах, не станет. А что будет тогда? Ничего не шло в голову. Да и откуда мне знать? Единственное, в чем я не сомневался, так это в том, что пора готовиться к самому худшему — оно случится. А что будет дальше, да кто знает…

Не буду даже пытаться примерять на себя роль пророка, предвестника — не по Сеньке шапка, очень уж это неблагодарно и хлопотно, а, главное, бессмысленно. Но, согласитесь, наша цивилизация подошла к некой черте, не правда ли?

Недаром ведь напряжение во всем мире установилось такое, что полыхнуть может хоть где — и в Азии, и в Африке, и в Европе, и даже, чем черт не шутит, в Америке. Зажжется в одном месте, перекинется на другое, третье, и так далее. И никто ведь весь этот балаган не контролирует — кому-то только кажется, что он чем-то управляет, кто-то только играет в Бога, не понимая, что не способен его заменить.

Фундаментальные противоречия между народами, странами, блоками, беспринципная и беспощадная гонка за прибылью на фоне скудеющих и дорожающих ресурсов, повальное оглупение населения, позволяющее правительствам и СМИ стричь людей, как овец, не утруждая себя всякими сложными задачами вроде открытия окна Овертона и потчуя народ всякой ерундой, уводящей все дальше от истины не только «целевую аудиторию», но и авторов таких вот проделок.

Вы ведь все чувствуете, по другому и быть не может. Ядерная война? Слишком банально, да и дураки нынче пошли трусливые, слишком уж пекутся о своей жизни, хотя жизни чужих отнимают легко, походя, не оглядываясь. Но если на твой удар может прилететь «ответка», пусть и не такая сильная, но все-таки чувствительная, лучше обойтись без прямого столкновения.

Тогда, может, изменение климата? Ледниковый период? Почему бы и нет, планету мы изрядно поистрепали, пора бы ей дать нам достойный отпор, сбросить разгулявшихся паразитов со своего могучего тела. Может, устроит нам наводнение, ураган, землетрясения? Или разом проснутся все вулканы и дружным салютом проводят наш каменный шарик в преисподнюю?

Нет, это тоже не годится. Тот крохотный обрывок, лоскуток памяти, с трудом зафиксировавший ускользающий прочь тревожный момент, говорил — мы на пути к чему-то куда как более серьезному и неожиданному. И уже не свернуть, как ни пытайся. Остается подождать, насладиться последними счастливыми деньками, оклематься от подобного трансу оцепенения — нашего привычного ежедневного состояния.

Уж простите за такой сумбур, просто тогда, в ту ночь, мысли так и наскакивали друг на друга, смешиваясь, сливаясь в мощные потоки и разбиваясь на тонкие ручейки, чтобы потом снова сойтись и закружиться в мутной воронке.

Я вздохнул. И рассказать-то ведь некому, высмеют, не заметят, прогонят. Никому такие откровения, похожие на обычный бред, не интересны. Тогда я еще раз вздохнул, протяжнее и вдумчивее. Оставалось лишь вернуться в постель, сколько можно стоять и таращиться в окно.

Как ни странно, заснул я быстро и проспал чуть ли не до полудня, на сей раз без каких-либо сновидений. Круговорот в голове утихомирился, и стало спокойно и легко. Проснувшись спустя два часа, я принял ночное видение за неприятный сон, не более того. Только сейчас я понимаю, как ошибался.