Тимур Рымжанов - Колдун. Трилогия

— Образно говоря, ты жила в большом, электронном концлагере, — попытался я вставить свое собственное видение ситуации.

— Можно сказать и так, — согласилась она, но добавила: — Концлагерь — это очень громко сказано. Права и возможности обладателя электронного маркера были весьма обширны. Единственное условие — соблюдать закон. Не нарушать принятых в этом обществе норм и правил. Это не сложно, если привыкнуть и смириться. Но были и свободные люди. Если бы я не интересовалось специально их жизнью, то так бы себе и думала, что это отбросы общества, не способные жить цивилизованно. Но я была любопытной девочкой и выяснила для себя, что жизнь людей, не помеченных электронным кодом, в корне отличается от той, к которой привыкли мы все. Да при переезде из страны в страну их трясли, как финиковую пальму. С них требовали справки, документы, и даже если пускали в крупные города, то надевали ошейники, отвратительные, нарочно большие и грубые, чтобы за версту было видно, что перед тобой человек из другого социального слоя, иного класса, низшего сорта. Таких людей с ошейниками называли «допущенными». Ни прав, ни возможностей. Люди, стоящие на ступень ниже, чем даже домашние животные. Они могли себе позволить зайти вечером в совершенно запрещенный ночной клуб, упиться контрабандным пойлом, смешанным с наркотиками, и им за это ничего не будет. За их жизни никто не мог поручиться. Полиции было дано право без колебаний применять оружие, если на сканере не читался электронный маркер. Эти люди были вне закона. Жили на отведенных им территориях, где, по рассказам очевидцев, творилось такое, что ни одно цивилизованное общество и представить себе не могло.

— Знаешь, Оль, — сказал я, — в мое время на эту тему очень много писали и говорили. У подобного образа жизни были свои сторонники и противники. Я не напрягался на сей счет. Был просто уверен, что до такого маразма не дойдет, да и в моем веке и в моей стране как-то не очень верилось в реальную возможность подобного тотального контроля. Позволь продолжить твою мысль. Попав сюда, ты лишилась всех статусов, всех возможностей, но обрела нечто бесценное, нечто невозможное прежде. Полную свободу действий. В наше время это называлось волей. Нет, не свободой, а именно волей. Каким-то безграничным раздольем. Свобода — затисканный до икоты лозунг, который в сознании моих сограждан вызывал только устойчивую аллергию. Эфемерное понятие, не имеющее никакого смысла. Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. Все это мы проходили и не раз. Тотальный контроль совершенно прозрачных людей — это, разумеется, не имеет никакого отношения к свободе. Это рабство. В твоем мире были рабы, испытывающие на себе неусыпное бдение государства, и бесправные бунтари, не желающие встать в ряды контролируемых личностей. У меня богатая фантазия, и я могу себе представить, как выглядел твой мир.

— Ну, коль так, тогда ты с легкостью поймешь, почему я не хочу в него возвращаться. Мало того, коль я здесь, в этом времени и в этом месте, я постараюсь сделать все возможное, чтобы подобного не произошло. Чтобы мир, в котором я родилась, просто не смог существовать.

— Ты часть этого мира, и поэтому вовсе не исключение.

— Жертва?! Готова ли я принести себя в жертву? Об этом ты хочешь меня спросить?

— Не появится тот мир — исчезнешь и ты. Я до сих пор удивляюсь, как еще сам жив после стольких изменений, внесенных в известную мне историю страны. То и дело вспоминаю фильм «Назад в будущее», где герои так или иначе меняли ход событий, но потом восстанавливали равновесие. И ведь понимаю, что это чистой воды вымысел, игра воображения сценариста, но все равно не могу выкинуть из головы. Ориентироваться больше не на что.

— Вот и Самойлов так же считал. Старик был уверен в том, что мы не должны вмешиваться в ход событий. Только наблюдать. А я вмешивалась! Просто не могла видеть творящуюся несправедливость.

— В таком случае я не вижу смысла во всем этом!

— В чем? — спросила Ольга, вставая передо мной.

— Зачем мы здесь, если должны только наблюдать. Все это оборудование на базе. Летательные аппараты, машина времени, оружие да еще бог весть что! Зачем все эго нужно, если мы только для того, чтобы наблюдать?!

— Об этой базе я знаю немногим больше тебя. Провела здесь целый год. Пыталась изучить оборудование и приборы, но так ничего и не поняла. Есть четыре устройства, про которые я могу с уверенностью сказать, что знаю, для чего они предназначены. Самойлов, тот и вовсе не хотел слышать ни о какой базе, ни о каких устройствах. Он считал себя наблюдателем. И старался ни во что не вмешиваться. Он строил какое-то собственное общество, которое теперь мы с тобой называем королевством Бьерна. И чем, по-твоему, оно отличается от всех прочих?