Владислав Жеребьёв - Я – обычный

– То есть как нет? – не понял я, завязывая шнурки на берцах.

– Вот так, – пожал плечами мой псевдодядя. – Самое натуральное нет. Мотивировали это тем, что общество не готово еще к столь масштабным перестановкам, и наша работа скорее вызовет шок и отторжение, чем общее ликование. Взамен нам предложили воплотить свою идею в жизнь, а именно промоделировать все наши наработки на клонах. Ощущение было двоякое. С одной стороны, мы вступили на тот путь, с которого уже невозможно свернуть. Раз почувствовав себя богом, хочется ощущать это еще и еще. Это не приедается, становится наркотиком, болезнью. С другой стороны, воплощать что-то на клонах, существах искусственно рожденных, было попросту страшно. А что если генотип клона в какой-то момент отличается от спирали обычного человека? Наши выкладки и расчеты исходили из средней шкалы, но тут могли быть сюрпризы. Да и, в конце концов, даже рожденные искусственно, они оставались людьми. Открытие наше было гениально и в то же время ужасно.

– Что же вы сделали, профессор? – улыбнулся я.

– Конечно, мы согласились, – кивнул тот. – Это возможность на миллион, дар, чудо. Мы не могли пройти мимо. Теперь я кусаю локти, каюсь, что вообще встал на этот путь, но прошлого не вернешь. Группа исследователей, готовая создать суперчеловека, человека ниоткуда и в то же время истинного потомка человечества, включающего в себя все лучшее, что есть у нас с вами, насчитывала три отдела.

– Стоп, – покачал я головой. – Тут что-то не сходится. Допустим, первая группа, это вы, инженеры души и тела, прости господи. Второй отдел, склонен предполагать, это тот самый мифический отдел клонирования, так сказать, наша общая матка, а вот третий откуда взялся?

– Я тоже сначала не понял, кто эти люди и почему они постоянно суют нос в нашу работу, – вздохнул Константин Петрович. – Но энтузиазм и юношеский задор застили глаза. На выходе у нас получилось пятьдесят опытных образцов, пятьдесят маленьких людей. Жизнеспособных на все сто, нет, сто двадцать процентов. Лаборатория перешла в разряд детского сада, где мы наблюдали и учили, но настал тот момент, когда требовались более свободные условия для развития молодого организма. В то время мой младший брат с женой как раз перебрались в Питер и планировали завести ребенка, но волей случая, по медицинским показателям одной из сторон, получалось у них это плохо. Малышам требовались родители, опекуны, и я, выбрав из них самого смышленого и подающего надежды, то есть тебя, отдал им на усыновление. Еще сорок девять малышей ушли в семьи, кто за границу, кто просто по стране, но не за одним из них не прекращался неусыпный надзор. Новые родители малышей, естественно, не подозревавшие об их искусственном происхождении, радовались их невероятным успехам в детском саду и школе, и нарадоваться не могли. У неусыпного надзора, а именно команды, прикрепленной к каждому объекту, была еще одна функция, а именно обучение. Ненавязчивое, спокойное, но как показывали тесты, фантастически интенсивное.

Вскрывать ваше искусственное происхождение нельзя было ни в коем случае. Это нам тоже было категорически запрещено, о чем, кстати, мы подписали специальную бумагу. Санкцией могло быть что угодно. От тюремного срока за разглашение, как нам преподносилось, государственной тайны, до физического устранения нарушителя, но мы снова махнули рукой. Мы были на волне своих умственных способностей, все наши работы завершались и завершались с постоянным успехом, и главное, как мы считали, наша команда несла в мир спокойствие, уверенность в завтрашнем дне и панацею от многих болезней и врожденных уродств. Рак, туберкулез, заячья губа, плоскостопие. Десятки примеров того, что должно было покинуть человечество раз и навсегда.

В углу застонал Горин, приходя в себя, и Женя с Марком тут же кинулись к раненому.

– Аптечка, – кивнул ученый. – Я принес аптечку. Там обезболивающее, бинты, йод, все, что может помочь в таких случаях. – В горе вещей, которые старик каким-то чудом умудрился протащить по коридору мимо охраны, действительно нашелся пластиковый саквояж с красным крестом, забитый медикаментами под завязку.

– Транквилизаторы есть? – поинтересовался я. – Нам бы его на ноги поставить, хоть на полчаса. Тимур крепкий, потом отлежится.

– Красные ампулы, аналог клонозепама, местная разработка. На пару часов может и с поломанными ногами танцевать заставить, а седативный эффект отсутствует. Потом, правда, жуткий отходняк, но люди говорят, терпимо.