Морган Райс - Первая Арена. Охотники за головами

И через мгновенье я снова вырубаюсь.

Лето. Мне 13 лет, Бри – 6, и мы идем, держась за руки по чудесным улочкам Сипорта. Здесь гудит жизнь, все снуют туда-сюда, и мы с Бри бежим по мостовой, смеясь над забавными людьми.

Бри играет в классики, перепрыгивая трещины на тротуаре, и я стараюсь повторять ее движения. Она громко смеется над этим, а затем и вовсе хохочет во весь рот, когда я играю с ней в догоняшки вокруг статуи.

Позади нас идут, взявшись за руки, мои родители; они улыбаются. Это один из тех моментов, когда я помню их счастливыми вместе. Это один из тех редких моментов, когда папа вообще с нами. Они идут вслед, приглядывая за нами, и я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем тогда. Мир безупречен. Мы всегда будем такими счастливы.

Бри находит детские качели-весы и в восторге бежит прямо к ним. Она не медлит, зная, что я прыгну с другой стороны и выровняю ее. Конечно же, я так и делаю. Она легче меня и я стараюсь не отталкиваться слишком сильно, чтобы она была в равновесии со мной.

Я моргаю. Прошло сколько-то времени, я даже не знаю сколько. Мы теперь где-то на набережной. Родители ушли и мы одни. Солнце садится.

«Толкни меня посильней, Брук!» – визжит Бри.

Бри сидит на качелях. Я подхожу и толкаю ее. Она оказывается все выще и выше, громко смеясь. Наконец, она спрыгивает. Она подбегает ко мне и обнимает меня, крепко обвивая свои маленькие ручки вокруг моих бедер. Я сажусь на колени и нормально обнимаю ее.

Она отклоняется от меня, улыбаясь.

«Я люблю тебя, Брук,» – говорит она с улыбкой.

«Я тоже тебя люблю,» – отвечаю я.

«Ты всегда будешь моей старшей сестрой?» – спрашивает она.

«Всегда,» – говорю я.

«Ты обещаешь?» – спрашивает она.

«Обещаю,» – отвечаю я ей.

Я открываю глаза и впервые за долгое время не чувствую боли. Это потрясающе: я снова чувствую себя здоровой. Боль в моей ноге почти исчезла, опухоль уменьшилась до размера мяча для гольфа. Лекарство действительно сработало.

Все боли резко уменьшились и моя лихорадка, похоже, тоже. Я уже совсем не чувствую себя такой замерзшей и не потею так сильно. Мне дали второй шанс.

Все еще темно. Я уже не вижу луну и размышляю, сколько же прошло времени. Логан сидит рядом со сной. Он видит меня и мгновенно реагирует, потянувшись и протерев мой лоб влажной тряпкой. На нем нет куртки; он накинул ее на меня. Я чувствую себя ужасно, должно быть, ему очень холодно.

Я снова ощущаю прилив признательности ему, чувствую себя ближе к нему, чем когда-либо раньше. Я очень хочу сказать ему, как я ценю все это. Но прямо сейчас я все еще едва соображаю и не могу облечь мысли в слова.

Он наклоняется и, положив руку мне на затылок, поднимает его.

– Открой рот, – мягко произносит он.

Он кладет мне на язык три таблетки, затем заливает мне в рот воду. Мое горло так пересохло, что я не могу проглотить ее с первого раза, но в конце концов у меня получается. Я поднимаю голову еще выше и делаю еще один глоток.

– Жар спадает, – говорит он.

– Мне гораздо лучше, – говорю я с новой энергией. Я хватаю его руку и крепко сжимаю ее в благодарности. Он спас мне жизнь. Снова. Я смотрю на него. «Спасибо тебе,» – говорю я с жаром.

Он улыбается, но затем неожиданно отнимает руку. Я не уверена, как это понимать. Может быть, он не заботится обо мне так сильно, как я думаю? Может быть, он делал все это только лишь из чувству долга? Может быть, он заботится о ком-то другом? Может быть, я в каком-то плане перешла границы? Или же он просто смущен? Стесняется?

Интересно, почему меня это так беспокоит? И тут я понимаю: у меня есть к нему чувства.

Он наклоняется и достает что-то из рюкзака.

– Они дали нам это, – говорит он.

Он достает кусочек засушенного фрукта и протягивает его мне. Я в благоговении беру его, уже чувствуя приступ голода.

– А ты? – спрашиваю я.

Он качает головой, уступая его мне. Но я в любом случае не съела бы все целиком. Я рву фрукт напополам и кладу половину ему в руку. Он неохотно берет ее. Затем я пробую свою долю, и это, вероятно, лучшее, что я когда-либо ела. На вкус похоже на вишню.

Он улыбается, кушая свою половину, затем лезет в рюкзак и достает два пистолета. Один он протягивает мне. Я в восторге изучаю его.

– Полностью заряжен, – говорит он.

– Должно быть, они действительно ненавидят охотников, – говорю я.

– Они хотят, чтобы мы спасли твою сестру. И нанесли им ущерб, – говорит он.

Пистолет тяжело лежит в моей руке; так здорово снова обладать оружием. Наконец-то я не чувствую себя незащищенной. У меня есть реальный шанс на то, чтобы заполучить ее в бою.