Антон Кузьмин - Белые Лилии

Всем известно, что эйлеры более эмоциональны, чем люди. Они всегда великолепно ладили между собой и неплохо со всеми остальными живыми существами. Даже случайно брошенный взгляд мог много сказать эйлеру о возрасте и самочувствии, настроении и намерениях любого существа. А с близкими родственниками они даже могли обмениваться несложными мыслями на расстоянии. Так вот у Эйгру эти способности были развиты в гораздо большей мере. Он мог чувствовать любое живое существо на расстоянии прямой видимости (когда у него было такое желание), а с теми, кого он знал лично, он мог обмениваться мыслями любой степени сложности. И когда план, бережно вынашиваемый на протяжении трех поколений, начал претворяться в жизнь, он осуществлялся без сучка и задоринки, ибо каждый корабль, каждая когорта, каждая воздушная эскадра имели надёжную связь и подчинялись одному центру. Накануне вечером Эйгру, сидя в кресле на вершине маяка, неторопливо обменивался информацией о составе и состоянии дарийских войск, дислоцирующихся в окрестностях Аркасса. Ему внимали молодые эйлеры — офицеры управления в штабах пехотных легионов, воздушных эскадр и на кораблях эскадры, скрытно приближающихся к Аркассу. И очень мало кто в городе догадывался, что послезавтрашний Эльдоран встанет не для всех.

Чой Болт Мен задаёт вопрос бортовому компьютеру. Тот немедленно докладывает, что командование флота разрешило применить командующему эскадрой ещё четыре ракеты. Три уже ушли в сторону прорывающегося крейсера республиканцев. На экране Чой Болт Мен отметил, что две из них уже уничтожены истребителем. А третья не представляет для крейсера никакой опасности — зона её поражения хотя и накрывает отметку крейсера, но когда волна выдавливания достигнет крейсера, его там уже не будет.

Соседний эсминец засёк работу призрачно-поисковой станции истребителя. Он уже близко, и приборы говорят, что призрак засечён. Сомнений не остаётся — сейчас он выпустит торпеду, и ничего предпринять уже не успеют. Это верная и неотвратимая смерть. У денщика, осознавшего это, отваливается челюсть. Но Чой Болт Мен недаром когда-то получил золотое оружие из рук императора — его голос, отдающий последнюю команду боевому компьютеру, звучит чётко и уверенно. Корпус призрака сотрясает знакомая дрожь, и гремит близкий взрыв. Чой Болт Мен, денщик, Манштейны и все двести членов экипажа стратегического призрака «Тайфун» видят на экранах одну и ту же картину — Сверхчерноту, закрывающую всё небо.

Время весенних штормов уже заканчивалось, и погода стояла просто великолепная. Авианосное соединение, пользуясь благоприятным ветром, десятиузловым ходом спешило на юго-восток. Гребцам было разрешено спать перед завтрашним днём — небольшие паруса на съёмных мачтах вполне могли заменить их в эту ночь. Лёгкие авианосцы «Энадо», «Аркасс» и «Фортаг», окружённые двумя десятками триер, легко взбирались на пологие волны. Две-три триеры и лёгкий крейсер «Ситзуя» шли в трёх милях впереди соединения, охраняя его от нежелательных встреч. И одна такая встреча состоялась.

Дежурный офицер управления капитан Марусито Торики, сидевший под легким навесом на крыше боевой рубки крейсера, не спал, не смотря на то, что его глаза были аккуратно прикрыты вот уже полтора часа подряд. Голова его медленно поворачивалась по сторонам, и лицо то поднималось вверх, к звездному небу, то опускалось вниз, к волнам. Он чувствовал, где находится каждый корабль эскадры и каждая из трех семейных стай долорок, сопровождавших эскадру. Но взгляд, который он почувствовал впереди, не принадлежал ни долорокам, ни двуногим. Два огромных глаза, окружённые крупным мозгом. Прочная двенадцати метровая раковина и десять длинных щупалец. Огромный бериамитус лениво плыл навстречу эскадре на пятидесятиметровой глубине, еще не чувствуя её.

Тихая тревога по всей эскадре. «Застопорить ход. Перестроиться в орден «Е»!» — каждый на эскадре почувствовал мысленный приказ Марусито. И через минуту матросские башмаки не затопали по палубам кораблей — все перемещения осуществлялись в носках. Паруса развернули боком к ветру, чтобы остановившаяся эскадра могла в любой момент снова дать ход. Триеры перестраивались в ордер, наиболее подходящий для отражения атаки подводного противника. А две триеры, входившие вместе с «Сутэуя» в передовой отряд, не остановились, а разошлись в разные стороны от крейсера, отрезая подводному врагу пути отступления. Если сейчас берианитус почует эскадру и ретируется, то через час сорокаузлового хода он достигнет Аркасса, и вражеский флот будет предупрежден. Остановить его будет почти невозможно — догнать его не смогут ни долорки охранения, ни тем более корабли флота. А эйлеров с авианосцев не стоило поднимать в воздух этой ночью, ибо завтра они должны сыграть решающую роль в битве за Аркасс, и им необходимо отдохнуть. А потому триеры безмолвно огибают берианитуса с флангов. И ни одна обычно шумная долорка, двигающая вместе с кораблями, не свистит и не щелкаёт, строго соблюдая режим акустического молчания. Долорки лишь оживлённо высовывают головы из воды, ожидая, когда же им выдадут клинки-колья. Наконец маневр завершимся, и берианитус наконец-то почувствовал корабли, находящиеся на расстоянии до шестисот метров от него. На палубах «Сутэуя» и триер запели «Хеджехоки», выстреливая по восемнадцать двадцатикилограммовых глубинных бомб в сторону подводного врага. Марусито почувствовал, как после серии близких взрывов берианитус дернулся и метнулся вертикально вниз. Пока перезаряжались реактивные бомбомёты, «Сутзуя» и триеры прошлись над мостом погружения, сбрасывая за корму стокилограммовые глубинные бомбы. Берианитус уходил все глубже и глубже. Долорки выпрыгивали из-под воды, требуя оружия. Наконец, первые, зажав долгожданные колья в зубах, начали погружение в страну вечного холода и мрака. Берианитус тем временем достиг дна и устремился на юго-восток, едва делая двадцать узлов. Долорки, погружаясь, медленно догоняли его. И вот на восьмисотметровой глубине их эхолокаторы нащупали двадцатиметровую тушу гиганского моллюска.