Олег Верещагин - Возрождение

Это заняло не более секунды.

Витязь стоял посреди комнаты, держа «ТТ» в вытянутой руке.

Три трупа лежали вповалку у стены, один – в дверях.

Четыре попадания – между бровей.

«Смерти бояться не надо. Это одномоментное событие – и потом вы о нем даже не вспомните».

Северин погиб четыре года назад на бурлящих берегах Хорватского Залива. Сражаясь против банд южан – во исполнение долга воина – плечом к плечу с витязями князя Вуковида [20] . Но его слова жили. И не только в душе капитана Аристова…

…Когда он вышел наружу – в развалинах уже мелькали шлемы кадетов и в улицу, покачиваясь, полз «рейтар», уставившись во все стороны из-за массивных щитов с прорезями стволами крупнокалиберных пулеметных спарок.

– Порядок! – махнул рукой Аристов. – Но вы медленно. Там, – кивок за плечо, – четыре трупа.

– Нас задержали, у них заслон был, вылез прямо из-под ног, – подошедший молодой витязь пожал капитану предплечье. – Могли бы и не лезть вперед.

– Мог бы, – усмехнулся Аристов. – Я возьму четверых пацанов, посмотрим в подвалах. А ты свяжись с казаками, пусть поторопятся. Тут ходов нарыто везде, кто-никто обязательно сейчас за окраину ползет… Арефьев, Голуб, Спалайкович, Хромов – ко мне!

Четверо кадетов радостно попрыгали со второго «рейтара»…

– Вот ведь елочки… – прошептал рыжий Арефьев, глядя над плечом капитана в поскуливающую полутьму подвала. Остальные кадеты молчали. Капитан, широко расставив ноги, смотрел на десяток голых или полуголых грязных детей – от совсем маленьких до 7–8-летних, – прижавшихся со всех сторон к женщине, которая с животным рычанием смотрела на витязей из-под спутанных косматых волос, стараясь обнять и закрыть собой всех детей… или детенышей?.. сразу.

Четверо кадетов родились уже в дни Безвременья и ничего не помнили и не могли помнить о прошлом мире. И повидали уже всякое. Но такого еще не видели. Да и сам капитан такого не видел уже года два – бандитские гнезда чистились все тщательней и тщательней, и северней 50-й параллели Россия обрела более-менее пристойный вид. Но тут…

Женщина продолжала рычать. И Аристов вдруг – как будто с лязгом распахнулось окно в мир кислотных цветов и ярких экранов – вспомнил ее лицо. Телепередача, и эта женщина – нет, девушка, почти девочка! – с другим, но узнаваемым даже сейчас лицом, надменным и глупым, говорит: «Но вы же не можете не понимать, что дети старят женщину…»

Она. Точно она.

Видимо, ее не стали спрашивать, что она думает о необходимости иметь детей. Бандитам-людоедам дети тоже были нужны, а что мать сошла с ума от насилия – так что с того? Главное, чтобы могла рожать снова и снова… Аристов попытался вспомнить фамилию, но, конечно, не смог – окно в прошлое подернул холодный морозный узор.

Аристов выстрелил. Женщину из прошлого бросило к стене. Потом прогремело еще три выстрела – капитан убивал старших детей. Остальные затихли, лишь скулили.

– Осмотреть, – кивнул Аристов. – Параметры помните? – Мальчишки вразнобой кивали, придавленные увиденным. – Некондицию – уничтожить. Остальных выносите и грузите… Арефьев, за мной…

…За коридором оказалась лестница наверх. Дверь в конце рыжий Арефьев под одобрительным взглядом Аристова вышиб ногой, но тут же расслабился:

– Никого.

Помещение с выбитой витриной оказалось в прошлом магазином. Впрочем, его, конечно, разграбили еще в первые же недели после начала войны. Тут и там под мусором лежали чистые кости. Мальчишка прошелся туда-сюда, подал голос:

– А тут стекло целое. Можно будет вынуть.

Аристов не ответил. С задумчивым лицом он стоял над вскрытым – ударом «полевки» – ящиком. Арефьев подошел ближе, любопытно заглянул.

– Скрипка, – сказал рыжий и немного удивленно посмотрел на капитана. Арефьев знал, что такое скрипка, видел рисунки – но не более. Для него музыкальными инструментами были гитара, гусли, горн, барабан… еще – рояль. И слово «скрипка» прозвучало как твердо вызубренный, но не несущий для ученика смысла ответ на уроке. – Товарищ капитан, это ведь скрипка?

– Скрипка. – Аристов медленно расстегнул кнопки перчаток и бросил их на прилавок сбоку. Достал инструмент, подергал струны. Сморщился, подкрутил что-то – движение было знакомо Арефьеву, так же делают на гитарах. С непонятной улыбкой посмотрел на скрипку. Пошарил в ящике и достал палочку. «Смычок», – вспомнил Арефьев и удержал усмешку. Аристов ненавидел любую музыку, это было темой для анекдотов среди кадетов и шуток среди старших. Но… как-то странно держал капитан скрипку. Очень странно. А потом…