Алексей Бородкин - Маленький бриллиант и большое преступление

Он усадил меня перед прибором, накинул на мою голову ременную упряжь, напоминающую лошадиную (только уменьшенную в размерах). Подбородок зафиксировал металлической чашкой на тонких пружинящих ремешках.

– Зачем это? – прошамкал я, не имея возможности разжать челюсти.

– Чтобы уменьшить звуковые помехи! – ответил Холмс.

Мне стало страшно, вспомнился Франкенштейн (это недавнее кошмарное "изобретение" Мери Шелли), я поделился своими опасениями с Холмсом: "Да минует меня чаша сия! Отпустите на свободу!"

– Что за девичья робость? – бесцеремонно успокоил Холмс. – Вы боитесь за свою честь? – Глаза сыщика прищурились, превратившись в щёлочки. – Или воспитание не позволяет вам подслушивать частных разговоров?

Я задумался, что из вышеперечисленного меня беспокоит сильнее всего, однако ответить не пришлось: Холмс развернул мою голову боком, крутанул какую-то рукоять под стулом (о назначении этого поступка я не имею ни малейшего представления) и всунул мне в ухо мундштук.

– Прислушивайтесь! – сказал таким тоном, каким дирижер велит оркестру взять первые ноты.

Первое мгновение меня неприятно нервировал холод мундштука, посему я внутренне напрягся, акцентируя своё восприятие на этом досадном моменте. Потом… потом окружающий мир полетел кувырком.

Волею могучего волшебника я будто бы оказался в оперном театре непосредственно перед постановкой. Занавес был раздвинут, жизнь на сцене кипела, притом жизнь не парадная (премьерная), а самая настоящая живая: рабочие поправляли декорации, режиссёр волновался и "накладывал последние штрихи" – репетировал с актрисой и статистом. Позади актёры уронили колонну, кто-то вскрикнул и выразился нецензурно. Чуть впереди и внизу, в оркестровой яме, музыканты настраивали инструменты, один из них икнул – я слышал это отчётливо.

Мир расширялся с каждой минутой. Театр уже не был театром, он превратился во вселенную. Где-то сбоку перешептывались молоденькие дамочки. Поддатый джентльмен на повышенных тонах испрашивал разрешенья проникнуть в буфет, по мостовой цокали копыта, кричал газетчики… и… всё это многообразие звуков шевелилось, булькало и проникало в меня.

Я заслушался, поражённый яркостью звукового пейзажа. Метафора с театром (удобная в начале) теперь исчезла за ненадобностью. Я понимал, что слушаю Ричмонд – наш живой Ричмонд, и это было… восхитительно! Слеза умиления прокатилась по моей щеке. Хотелось воскликнуть: "Я люблю вас, люди! Я вас слышу!"

Внезапно, протяжно-булькающий рык привлёк моё внимание. Я невольно напрягся и вслушался всем своим существом.

Этот неприятный всхрап родился где-то на востоке, в самых дальних глубинах Лондона. Поначалу тихий он сразу показался мне опасным.

Набирая мощь лавины, звук устремился на нас. Он мчался по улицам, свирепел, сметая прохожих и взламывая мостовую. Хладнокровие британца мне изменило – я узнал этот звук. Вскочив на ноги, я сорвал с голову "сбрую" и завопил:

– Беда! Холмс, большая беда! Надо спасаться немедленно! Рухнули дамбы! Восточное предместье уже затоплено! Беда! – Холмс опешил, стоял, как соляной столб, пораженный моей вестью. – Ричмонд смоет через пару минут! Холмс! Надо бежать!

Я схватил его за руку и ринулся в дверной проём. Сыщик с трудом удержал меня.

Он переминался с ноги на ногу и прятал глаза, как нашкодивший мальчишка.

– Да что с вами! – кричал я. – Промедление смерти подобно!

– Гм-м-м… – в ответ мычал Холмс, не выпуская мою руку из своих клешней (я заподозрил его в помешательстве). – Я… тоже… несколько раз…

– Что вы бормочите?

На мой рёв откликнулась миссис Даунстайр, она поднялась по лестнице, постучала в дверь и спросила всё ли в порядке: "Мне показалось, здесь режут кабанчика, мистер Холмс. Надеюсь, доктор Ватсон не пострадал?"

– Нет! – решительно ответил Холмс, чем успокоил старушку. – Все живы… кабанчик тоже.

– Сядьте! – этот приказ адресовался мне. – Я вам немедленно объясню. Я тоже сталкивался с подобным эффектом несколько раз, – заявил Холмс. – Мы слушаем одним ухом и этот конструктивный недостаток не позволят…

– Какой недостаток? – продолжал волноваться я.

В молодости, в Индии со мной произошла неприятность. Я едва не утонул. Был сезон дождей, река вышла из берегов и напоминала бурный неистовый поток (тот самый, который я слышал минуту назад). Я случайно упал в воду (так сложились обстоятельства) и понял, что спастись у меня нет шансов… Почти нет. Минут тридцать меня крутило, вращало, швыряло из стороны в стороны и било о камни, прежде чем я сумел зацепиться за ствол сломленного дерева и выползти на берег. Всё моё тело было покрыто порезами и ужасными ссадинами. Жуткий опыт.