Дмитрий Ахметшин: Лес потерянных вещей

Сделав шаг, Вячеслав услышал гулкий стук. Перевёл взгляд вниз и увидел прямо под собой слегка припорошенные снегом доски.

Вот ещё одна потерянная вещь – люк, о котором так переживает Марина. Эта деревянная фуражка совершенно точно принадлежала погребу в доме; Вячеслав узнал и ручку-кольцо, и оттенок лака, которым было покрыто дерево, и петли. Люк будто всегда находился здесь, среди спутанной коричневой травы.

Вячеслав взялся было за ручку, потом передумал. Если он собрался это открывать, нужно позвать по-настоящему заинтересованное лицо – лицо, которое хотя бы немного понимает, что происходит.

Конечно, Марина была дома. В том, что он увидит её, открыв дверь, Вячеслав даже не сомневался – на этот раз он не обратил никакого внимания на ботинки у порога.

– Я нашёл погреб, – сказал он, поразившись, как хрипло и незнакомо звучит собственный голос. – Там, в холмах. Не смотрите на меня так, я знаю, что это звучит безумно.

Марина – она была в своей обычной одежде, в серых походных штанах и свитере – рассталась с безрадостным занятием: книжная полка была выпотрошена, как живот гигантской рыбины, и каждая книга удостоилась внимания женщины по меньшей мере дважды. Она влезла в анорак и сунула ноги в обувь.

– Ведите.

Шли в молчании, торопливо, будто конвоируемый и конвоир, не особенно заботясь, кто из них на кого похож. Только один раз Марина подала голос, пообещав:

– Там вы всё поймёте. Ничего не может длиться вечно – в том числе и незнание. На все загадки когда-нибудь находятся ответы.

Вдвоём они откинули крышку и вместе заглянули во влажную темноту. Вячеслав закашлялся: пахло, как в советской больнице, к мокрой земле примешивался запах лекарственных препаратов и какой-то ещё, живо разбудивший воспоминания о ночном кошмаре и существах, лезущих из-под земли. Вячеслав вдруг ясно вспомнил, как нездорово у некоторых блестела голова. Будто глянцевый воздушный шар.

– Клянусь вам, этот погреб раньше находился в доме, – растерянно пробормотал он. – И там было пусто. Ничего, кроме мешков с картошкой.

Марина уже спускалась вниз. Она набросила на голову капюшон, и теперь сама походила на пыльный мешок, который возвращается туда, где ему надлежит быть.

– Ничего, Слава. Вы ни в чём не виноваты, – донёсся её голос.

"Слава" из её уст звучало так же неприятно, как треск костей. Вячеслав вздрогнул: никогда и никто в сознательной жизни его так не называл. Даже жена именовала его исключительно полным именем, будто начинала к нему длинное письмо.

Зажав нос, он начал спускаться по винтовой лестнице. Прикосновение к холодным перекладинам отрезвляло, но, конечно, не настолько, чтобы всё развеялось, как дурные грёзы. Земляной пол был странно тёплым – это чувствовалось даже сквозь подошвы обуви.

Через люк сочился свет, будто вода, которая тут же впитывалась в пол и стены; его хватало, чтобы оглядеться вокруг. Это было тесное вытянутое помещение размером примерно три на пять шагов. Глядя вверх, Вячеслав видел текстуру досок и готов был поклясться, что сквозь просвет в них можно разглядеть крышу и обстановку лесной хижины.

У дальней стены он увидел железную койку на высоких, тонких, как у газели, ножках. При том, что вся мебель дядиного дома была сделана из дерева этого леса – при помощи рубанка, пилы и грубых мужских рук, чёрт его знает, как эту койку затащили в такую глушь! Разглядывая изящные ножки с резиновыми накладками, Вячеслав подумал, что, возможно, она могла приковылять сама, одолев при посредстве железного своего упорства порядочное расстояние. Крышу подпирали два внушительных бревна, колонны эти выглядели как чьи-то уродливые, мускулистые руки, за ними, прямо возле койки, прятался низкий стол с грудой каких-то тряпок. Рядом – гинекологическое кресло. Над койкой – несколько деревянных полок с тускло поблёскивающими медицинскими инструментами. Пол, стены из плохо обструганных досок, мебель – всё в бурых, похожих на засохшую кровь, пятнах, будто здесь некогда разделывали свиную тушу.

"Боже, кто мог обитать в такой обстановке?" – спросил себя Вячеслав и вдруг продолжил вслух:

– Это ведь похоже на операционную… или нет, на родильный зал! Я один раз присутствовал при родах… ну, не совсем присутствовал: рожала жена моего лучшего друга, а мы сидели в коридоре. Но я мельком видел помещение, где появляются на свет дети.

Вячеслав коснулся выпачканного кровью матраца и отдёрнул руку. Тёплая, будто живая. Откуда-то послышались странные сдавленные звуки. Он повернулся к Марине и увидел, что щёки её избороздили мокрые дорожки; казалось, они пробивают в коже канавки, как ручьи на песке.