– Хорошо, Ефим, – сказал инспектор. – Последний вопрос. Почему он тонул?
Я даже не сразу нашелся, что ответить. Вроде бы, это было абсолютно очевидно.
– Так вода холоднющая, Вениамин Степанович. Руки-ноги свело, и привет. Да и пловец из него, прямо скажем, неважный. Барахтался кое-как, да и только.
– Это объясняет, почему он утонул, – недовольно проворчал инспектор. – А вот почему он вообще в канале оказался?
– Наверное, он – самоубийца, – ответил я.
– Наверное? – строгим тоном переспросил инспектор.
– Барышня ругала его как самоубийцу, – сказал я. – Но действительно ли он сводил счеты с жизнью или так она оценила его идею искупаться – тут я сказать не берусь. В любом случае, случайно он в канал упасть не мог. Там решетка. Дырявая, правда, но не настолько, чтобы ее не заметить. К тому же он разделся. Значит, собирался прыгать.
– Скорее всего, – согласился инспектор. – Но, возможно, у него были для этого какие-то другие причины.
– Например, барышня, – усмехнулся я. – Которая решила избавиться от настойчивого кавалера и перебросила его через двухметровую решетку.
– Как версия, это вполне допустимо, – неожиданно согласился инспектор. – Но в ней, Ефим, есть два изъяна: слабый мотив и слабая физическая подготовка самой барышни. Она не смогла бы перебросить через решетку даже такого, как наш утопленник. Если только заставила самого перелезть. Вы не заметили у нее в руках, к примеру, пистолет?
– Нет. Да не она это, Вениамин Степанович, – вступился я за девушку. – Стала бы она тогда на помощь звать?
Инспектор покачал головой.
– Ну, звала-то она, положим не слишком активно, – сказал он. – Другая бы на ее месте сиреной завывала.
– Главное, дозвалась, – возразил я. – Всего одним криком, можно сказать.
– Да, это важно, – согласился инспектор. – Но это не объясняет, почему юноша оказался в канале? Почему, Ефим?
Его указательный палец, как револьвер, нацелился на меня, требуя незамедлительного ответа. Вот так сходу у меня была только версия о самоубийстве.
– Не иначе, умом тронулся, – сказал я.
Инспектор сложил пальцы домиком и задумчиво уставился поверх них на свою кружку с чаем. Она у него была достойна особого внимания: размером с пивную, из синего фарфора с золотым узором. Если повернуть ее к себе ручкой, то слева красовался герб Российской империи, а справа – императорский вензель. По слухам, это был подарок от самого государя.
– Положим, ум – потеря серьезная, – констатировал инспектор. – Действительно, есть о чём сожалеть. Опять же, без него глупости всякие легче совершаются. А с чего он так вдруг умом тронулся, вы, конечно, не знаете?
Я пожал плечами.
– Тогда спросите у свидетельницы, – сказал инспектор. – Где там, кстати, эта красавица?
– В приемной, – ответил я. – Семен ей обещал найти что-нибудь накинуть на плечи. Она тоже малость промокла под дождем.
– Вот как? – произнес инспектор. – Хорошо, зовите ее сюда.
Не успел я подняться со стула, как в дверь постучали и в кабинет заглянул Семен. Высокий, на голову выше меня, франтоватый и всегда одетый с иголочки, сейчас он более всего напоминал кота в самом конце марта. Глаза потухли, лапы заплетались и только грудь исключительно по привычке колесом. В руках Семен держал объемистый сверток и пару сапог.
– Ну что там барышня? – сразу осведомился инспектор.
– Плачет, Вениамин Степаныч, – ответил Семен. – Сейчас в приемной потоп будет почище чем на улице.
– Только этого не хватало, – проворчал инспектор и отхлебнул чаю: – Что-нибудь по делу есть?
– Так точно, – ответил Семен. – Наш утопленник – Золотов Андрей Викторович, шестнадцати лет отроду, уроженец Нижегородской губернии. Барышня – его родная сестра Маргарита Викторовна. Из других родственников – дядя, он же отчим Золотов Артём Поликарпович. Имеет какую-то третьеразрядную торговлю в Кронштадте. Вот… Тело, как вы распорядились, доставили к нам в холодную, а это вот его вещи.
Семен положил на мой стол сверток, а сапоги поставил рядом.
– Есть что-нибудь интересное? – осведомился инспектор.
– Виноват, Вениамин Степаныч, не смотрел, – ответил Семен.
– Ефим, посмотрите, – сказал инспектор.
Я развернул вещи утопленника на столе. На первый взгляд, тут было всё, что я успел заметить у ограды. Поиск по карманам принес мне серый конверт из парусины. Внутри оказался лист плотной бумаги, сложенный вчетверо. От воды он нисколько не пострадал.
На листе был карандашный рисунок, выполненный, надо сказать, с немалым мастерством. Я сразу узнал Андреевский собор и угол канала, где недавно искупался. Над каналом, именно там, где утонул этот Золотов, возвышалась гигантская каменная арка. Мне сразу показалось, будто бы я ее где-то видел, но никак не мог вспомнить где именно. По крайней мере, не у собора точно. Ничего подобного там не было.
Читать дальше