Дарина Грот - Ангелы

Я лежал в кровати, с великим воодушевлением рассматривая потолок. Честно, я как последний, ничтожный, бесхребетный слизняк ждал, что Роза вот-вот войдет в дом, поднимется в спальню и скажет «Я сказала чушь!». Но Роза не поднималась. Ее, черт возьми, не было! Хотел бы я знать, где она была, с кем и что делала… В моей голове было столько вопросов, которые я не знал кому задать, что за мудак сможет дать мне на них гениальные ответы.

Я лежал и думал о ее пощечинах, которые она так залихватски раздавала мне. Неужто Алогэ девчонкам говорила тоже, что и нам, только с точностью да наоборот, типа «Бейте мужиков. Они всегда этого заслуживают», ну или что-нибудь в этом духе. Как вообще нормальному человеку может взбрести в голову начать размахивать руками при такой еще сомнительной публике?

Я пытался понять себя, почему меня это так бесило. Нет особой-то боли, звездочек тоже не было, ничего не было…только идиотская злость. Я даже не понимал, на кого злился: на себя или на нее. Высокоцивилизованное общество соорудило кучку законов, которым свято поклоняется, повелевая всем веровать в них! Ударить девушку в ответ? Мне вспомнились слова Алогэ. Была ли это смелость с ее стороны подойти и двинуть по морде? Нет, сраная самоуверенность, что ей никто не двинет в ответ. Ей никто и не двинул, а я был унижен. Меня бесила общественная неспособность ответить. Ведь когда тебя бьют, автоматически возникает желание, нет, это даже инстинкт, двинуть в ответ. А что делается в голове, когда понимаешь, что перед тобой девушка? Инстинкт – природная херня, к ней привыкаешь и живешь с ней, ничему не удивляясь… Но, черт побери, в природе слабость никогда не прыгнет на силу! Поэтому инстинкты просто теряются в догадках, как же поступить в ответ.

В какой-то момент я даже решил подумать, может это действительно моя какая-то чрезвычайно серьезная оплошность? Может я больше не имел права общаться с противоположенным полом? Особенно с Мелишей? Но это же бред! Роза не могла запретить мне общаться с девушками…

– Жив еще? Где твоя «пила»? – в комнату постучался Люцифер.

Он еще ничего не знал.

После того, как Лафортаньяна отправила его в райское путешествие, он только вернулся из него.

– Жив… – ответил я, даже не удосужившись взглянуть на протиснувшуюся физиономию брата в дверь.

Я не знал, что ему сказать, как и надо ли вообще. Его реакция – я изначально знал, что Люцифер всегда смеялся над такого рода ситуациями. Он не знал, что такое сраная боль, фальшивое счастье с любимой девушкой, любовь… Он ни хрена не знал или очень умело притворялся, что не знал, что, несомненно, облегчало его без того паскудно-слащавое существование.

– Паршиво выглядишь, братец! – заключил он и открыл дверь пошире так, что свет из коридора осветил пол моей комнаты.

Сзади него прошла очередная девушка, по направлению его руки к следующей комнате – комнате Люцифера.

– Похоже, что это мой новый стиль… – все также безучастно к окружающему ответил я. – Иди, развлекайся.

Увидев девушку, я окончательно потерял надежду поговорить с братом. Конечно, я мог сказать ему «иди сюда, мне надо поговорить». Но почему человек, чье существование насквозь светится идиотскими лучами тошнотворного не существующего солнца, должен тратить свое беззаботное время препровождения на унылое говно вроде меня, выслушивая результаты маразмотичных поступков моей любимой девушки.

Я просто отвернулся на бок и услышал, как дверь слегка скрипнув закрылась. В комнате наступила тишина, сраная тишина и такой маниакально-соблазнительный свет вечернего бытия. Черт его побери, он валялся у меня на полу, под окном. Морально я упрашивал кого-то в голове, чтобы мой ненаглядный брат вел себя потише ночью: у меня совсем не было настроения слушать их лживые вздохи выдуманной одноночной любви. Но брат умудрился удивить меня.

Где-то через полчаса в дверь раздался стук. Честно, я был слегка шокирован – стук. Совершено не адекватное поведение для моего импульсивного брата. Более того, это было не адекватно хотя бы потому, что он был не один. Я развернулся и молча уставился на дверь. «Может он случайно задел?», подумал я, продолжая смотреть на дверь. На этаже стояла тишина, которую снова нарушил стук в дверь.

– Ну, чего затих-то? – раздался возмущенный вопль Люца.

Я вздохнул и крикнул ему, чтобы он заходил. Брат вошел в комнату, закрыл за собой дверь и с улыбкой больного ребенка подошел ко мне. Без фамильярностей он грохнулся на мою кровать и молча уставился на меня. Через две минуты он заговорил.