Олег Мазурин: Убить отступника

– Знамо дело, нужно двигать… Добыча-то, чай, добрая, а?

– Добрая.

Злоумышленники, сев на лошадей, направились вдоль реки. Дождь припустил еще сильнее. Стихия постепенно уничтожала свидетельства злодеяния. Отъехав версту, убийца остановил коня и огляделся… Подельник натянул удила и вопросительно взглянул на него.

– Что-то, Степан, пить хочется, – сказал главарь.

– После дела, понятно, жажда мучит, – закивал головой подручный.

Всадники спешились…

Внимательно осматривая каменистый берег, главарь подошел к темной реке. Оглянулся – его подельник осматривал коней. Убийца незаметно взял увесистый камень и спрятал за спину. Подошел к Степану, изловчился…

– Однакож, дождь, кажись, кончае… – тот не успел договорить фразу, как главарь резко и точно ударил его камнем в висок.

Мужик вскрикнул, пошатнулся и, словно могучее дерево, сраженное молнией, рухнул замертво…

Главарь забросил далеко в воду карабин, топорик, торбу, схватил остывающее тело под мышки и поволок к Енисею. Каждый шаг давался с трудом. Вот еще одна сажень, другая… Вот и край реки. Преступник чуть не упал. Чертыхнувшись, отер ладонью пот со лба и с висков…

– Ну, боров, тяжелый, зараза… Уф…

Едва вода стала по пояс, главарь пустил труп вниз по течению.

– Плыви, дурень, плыви, – недобро усмехнулся он.

Бурная река, подхватив недвижимое тело, быстро сплавила его до ближайшего водоворота. Будто легкое бревнышко. И могучая пенистая воронка, черная и страшная, напоминающая собой гигантскую беззубую пасть, с чудовищной силой впилась в мертвеца и, закрутившись стремительным волчком, утащила на самую глубину черной бездны. Душегуб переоделся в чистую одежду, а старую, запачканную кровью, набив речной галькой и завязав крепким узлом, закинул далеко в воду.

– Свобода и процветание, – сказал убийца и сел на коня. Взяв под уздцы другого, лихо поскакал в сторону города.

А капли дождя усердно били по окровавленным камням, смешивая кровь с песком и грязью, уничтожая последние улики человеческого вероломства.

Кап, кап, кап, кап…

Всадник постепенно растворился в темноте.

В Москве заканчивалось бабье лето…

День выдался ясным и безоблачным. Но тучи все равно присутствовали. Пасмурные, тяжелые, непроницаемые. Правда, не на небе, а на челе генерал-майора Василия Боташева. У него было дурное настроение, и выражение «мрачнее тучи» как нельзя лучше подходило для его душевного состояния. Боташев неторопливо мерил шагами свой кабинет и о чем-то напряженно думал. Вот он подошел к распахнутому окну и выглянул на Петровку… Быть может, уличная панорама отвлечет от мрачных дум?

Как всегда после полудня на Петровке царило оживление. В спешащей по своим делам толпе то и дело мелькали скромные картузы, разноцветные шляпки и капоры барышень, строгие черные цилиндры господ, разномастные фуражки и кивера военных.

То и дело раздавался цокот лошадиных копыт, гремели по мостовой неповоротливые крестьянские телеги и водовозки с огромными деревянными бочками, с грохотом, гиканьем и свистом проносились коляски лихих извозчиков и возки разудалых купцов, плавно, тихо стуча, проплывали рессорные экипажи состоятельных господ. За ними иногда бежали чумазые мальчишки и своры бродячих собак.

Сумрачный Боташев тяжело вздохнул и отошел от окна. Жизнь идет своим чередом, и никому нет дела до его переживаний. Месяц назад он покинул свою дивизию в Тульчине и приехал в Москву в отпуск. Но вот из далекой Сибири пришло ужасное известие: его горячо любимого брата Михаила и его жену убили беглые каторжники. Слава Богу, ребенка не тронули. Душегубов ищут, но они словно испарились куда-то. Да и где их найдешь, если сибирская тайга непомерно велика, там не только добрая тысяча людей может затеряться, а целые страны, подобные Испании и Франции вместе взятым.

Матушка, батюшка, сестры – все они безутешны от великого горя. Василий успокаивал родных как мог, но разве можно было их утешить! Не дай бог что-то с ним самим случится, они же не переживут…

От этой мысли генералу стало не по себе. Он поежился. Осторожным тихим шагом в комнату вошел камердинер. Вежливо произнес:

– Барин, завтрак готов-с, пожалуйте-с к столу. Барыня ждет-с.

Генерал кивнул. Подавленный и сумрачный он спустился в зал. Там, за накрытым столом, сидели его жена и две дочери. Далее последовал традиционный обмен приветствиями.

Поцелуи в щечку. Чмок, чмок, чмок… Генерал немного просветлел: дети всегда утешают.