Михаил Харитонов: Сундук мертвеца

PS. Ах да, забыл предупредить. Иногда наши герои говорят — особенно в раздражении — разные плохие слова на всякие буквы: и на жэ, и на пэ, и даже на е. Я, конечно, не стал бы писать такие плохие слова нарочно, но что ж поделать, если наши герои ужасно невоспитанные? Ну вы-то ведь воспитанные, правда? Поэтому, если вам вдруг да попадётся такое словцо, пожалуйста, не читайте его целиком, а зажмуривайтесь по-честному. А если вдруг не успели зажмуриться и всё-таки прочли, то плюньте, дуньте и скажите про себя волшебные слова «укроп-репа, духовная укрепа, окорми меня». Эти такие хорошие слова, что всё плохое от них враз мрёт и распадается на целебную плесеньку и сладкий липовый медок, которые вам уж точно не повредят.

Так-то вы и сможете прочитать эту книжку от корки до корки и совсем-совсем не испортиться.

Искреннейший ваш друг и доброжелатель

добрый сказочник Михаил Харитонов

Депутат Государственной Думы пятого созыва Викентий Виленович Пархачик [1] Образ депутата от ЛДПР Пархачика — синтетический, реального прототипа у него нет. Впрочем, не будем отрицать, что некоторые черты Викентия Виленовича заимствованы у ныне покойного депутата Марычева, известного своими появлениями в стенах Думы в необычных костюмах, а также иными экстравагантностями. Другим источником вдохновения послужил депутат от той же партии Митрофанов. Но, разумеется, автор никоим образом не имел в виду, что эти два почтенных государственных мужа, в земле российской просиявших, каким-либо образом замешаны в коррупции, педофилии или иных недостойных и противозаконных деяниях; эта сторона образа депутата — целиком и полностью на моей совести. маялся животом — последний раз в жизни.

Если бы он о том догадывался, то, верно, не беспокоился б из-за таких пустяков. Однако роковая догадка его не посетила. Поэтому он сердился и даже роптал.

Более всего Викентий Виленович был возмущён тем, что ему не создали условий. Нет, он не ждал японской сантехники и подогретой сидушки. Но хотя бы обычный унитаз, рулон бумаги, крючок для одежды и приватность отдельной кабинки! Вместо этого он был вынужден, спустив полосатые бриони, раскорячиваться над суровым бетонным выемом в полу. Рядом был такой же выем, и ещё такой же, и ещё: сортир был серьёзным военным сооружением на двадцать четыре очка. Когда-то в нём оправлялось целое отделение. А может, взвод. Викентий Виленович, несмотря на многолетнее членство в думской оборонной комиссии, смутно понимал разницу между отделением и взводом. В армии он не служил, в чём не любил признаваться. Зато он стрелял из станкового пулемёта, катался на Т-84У, украшенном партийной символикой [2] Здесь Викентий Виленович заблуждается: танк был раскрашен в украинские кольори (жовто-блакитные), волею случая совпадающие с партийными цветами ЛДПР (жёлто-синими). — два раза — а также снимался в предвыборном клипе Владимира Вольфовича Жириновского «Слава Русскому оружию!» в костюме маркитантки.

Депутат злился ещё и потому, что внезапно случившийся понос внёс коррективы в его текущие планы. Он собирался перекинуться парой слов с Крыпатченко до того, как все сели за стол. За стол он, впрочем, тоже собирался: ему хотелось выпить и закусить. То есть хорошо выпить, плотненько закусить и ещё выпить. Он уже даже и начал: хряпнул из фляжечки у лифта. Это было необходимо хотя бы потому, что опускаться в лифте на три километра вниз ему покамест не приходилось. Такое событие следовало отметить: оно пополняло коллекцию нестандартных жизненных ситуаций, в которые Викентия Виленовича заносило регулярно. Ему случалось заходить в синагогу в арафатке, закусывать кумыс швейцарским горьким шоколадом, писать лирические стихи в газету «Анархия!», членствовать в Счётной комиссии на втором съезде Социал-Кальвинистской Партии, выступать на митинге в защиту сексуальных меньшинств — в смокинге, с накладной силиконовой попой, — и далее по всем кочкам, пока не удалось осесть в ЛДПР, этом последнем прибежище оригиналов.

В партии его любили за понятливость, жизнелюбство, ну и за весёлую фамилию. Она как-то по-особенному оттеняла — а местами и подсвечивала — кругленькую, румяненькую мордку её обладателя. Это чрезвычайно развлекало Лидера.

Кое-как завершив начатое, Пархачик подтерся предусмотрительно прихваченной со стола салфеткой, убрал нехороший след с ванлааковской рубашки, накинул пиджак и вернулся в зал. Там шумел-гремел позор московский — поздний банкет. Ну, относительно поздний. На поверхности было что-то вроде четырёх утра: мрак, собачий чёрный холод и кривые ёлки в снегу. По Москве — где-то одиннадцать, самый разгар пятничного оттопыра. По своему внутреннему состоянию Викентий Виленович дал бы полночь. Какое время тикало здесь, под землёй, на спецобъекте, построенном в семидесятые на случай всеобщего ядрён-батона — затруднился бы определить и сам Владимир Вольфович, всегда имеющий мнение по любому вопросу жизни и смерти.