Андрей Валентинов - Овернский клирик

– Так…

Улыбка исчезла, темные глаза блеснули.

– Брат Гильом! Мне бы очень хотелось, чтобы вы были со мной столь же откровенны, как и я с вами. Или по крайней мере, так, как вы откровенны в своей полемике.

Я молчал и старался глядеть в сторону – туда, где над дальним лесом неторопливо опускалось еле заметное облачко ночного тумана. Сырость – пожалуй, единственный недостаток этих мест…

– Вы – не скромный монах, брат Гильом. Я не говорю о том, что вы защитили диссертацию в Болонье, написали известный всему христианскому миру трактат и являетесь правой рукой высокочтимого отца Сугерия. Если не ошибаюсь, он прочит вас в приоры.

Орсини не ошибался. Месяц назад, когда отец Эрве в очередной раз серьезно захворал, аббат говорил со мной об этом. Видимо, наша негромкая беседа была услышана далеко за стенами Сен-Дени.

– У нас много общего, брат Гильом. Я – княжеского рода, потомок римских патрициев. Вы когда-то носили имя графа Андре де Ту… Вы – крестоносец, вас посвятили в рыцари возле Гроба Господня…

– Это было давно, – не выдержал я. – С тех пор многое изменилось. Если вы хотите беседу на равных – наденьте на меня красную шляпу!..

В ответ послышался смех – веселый, искренний.

– Так-то лучше! Бояться меня не имеет смысла – ведь на этой земле, в Королевстве Французском, ныне я – голос Его Святейшества и Его воля. Я могу закрыть Сен-Дени, наложить интердикт на все Галльские диоцезы…

– И поэтому вас не нужно бояться, – вновь не выдержал я.

– Конечно! – на этот раз он не смеялся. – Мне ничего не стоит отправить на костер моего давнего оппонента, обвинив его в скотоложстве или соглядатайстве в пользу Египетского султана. Но, брат Гильом, вы же умный человек…

Договаривать он не стал, но я понял. Его Высокопреосвященство намекал на свою объективность. Между нами уже много лет тянется ученый спор – не более.

– И все-таки вы обвинили меня в ереси.

– Можете добавить «Ваше Высокопреосвященство», – на его лице вновь была улыбка. – Прозвучит страшнее. Брат Гильом! Я никогда не обвинял вас в ереси! Я лишь отметил, что некоторые взгляды, которые вы приводите в вашем труде… Не ваши собственные! Речь идет о некоторых толкователях Святого Иринея, на которых вы ссылаетесь… Так вот, эти взгляды действительно могут быть трактованы как покушение на ересь. Улавливаете разницу?

– Улавливаю, – согласился я. – Но кое у кого плохо со слухом. Иногда достаточно одного слова «ересь».

Он вздохнул:

– Дикая Галлия!.. Похоже, я действительно погорячился. Видит Всевышний, мне не хотелось доставлять вам неприятности, брат Гильом. Иное дело, я категорически не согласен со многими положениями, которые вы с упорством, достойным лучшего применения, продолжаете защищать…

Я испугался, что сейчас он пустится в рассуждения о толкованиях некоторых наиболее любопытных высказываний Иринея Лионского, но Орсини и сам понял, что говорить об этом не ко времени. Он вновь улыбнулся:

– Итак, вы решили спрятаться…

– Не я. – Моя усмешка вышла, кажется, не менее искренней. – Отец Сугерий в своей неизреченной мудрости решил отправить меня на время поудить рыбу. Но я не возражал…

Орсини кивнул:

– Отец Сугерий мудр… Кстати, эти юноши – Пьер и Ансельм – кто они?

Я пожал плечами:

– Пьер – из Нормандии. В Сен-Дени уже лет десять, мечтает стать священником. Я помогаю ему с латынью. Брат Ансельм – из Италии, в Сен-Дени недавно. О нем я знаю мало…

Кардинал задумался.

– Худший и лучший ученики вашей школы? Я не ошибся?

Он не ошибся. Если ему не сообщили все заранее, то мой оппонент весьма наблюдателен.

– Теперь понимаю. Отец Сугерий решил отправить порыбачить всех, кто несколько выделяется из общего ряда. Ох, эта провинциальная мудрость! И вы знаете, брат Гильом, ваш аббат почти достиг своей цели. Я спешу, у меня дела в Париже, и я не собирался задерживаться в Сен-Дени. Но вчера я получил письмо…

Он вновь не стал договаривать. Привычка не из лучших – мессиры в красных шляпах не желают зря расходовать слова. Впрочем, и на этот раз все было понятно. Что-то в полученном им письме потребовало немедленной встречи с автором «Жития Святого Иринея».

Я ждал продолжения, но его не последовало. Орсини неторопливо дошел до разрушенных ворот, бросил беглый взгляд на темнеющий вдалеке лес и, зябко поежившись, повернул обратно. Монах-телохранитель неслышно скользил рядом, то и дело бросая на меня выразительные взгляды. Итак, разговор откладывается. Его Высокопреосвященство решил слегка потомить меня ожиданием. Напрасно – лет двадцать назад такое могло бы подействовать. Теперь – уже нет. За эти годы я научился многому, в том числе и терпению.