Олег Бажанов: Чингиз-хан

Суббота.

Чтобы заставить включиться память, я попросил санитаров принести мне какую-нибудь книгу. Как назло, я совсем не помнил ни одного названия или автора. Мне дали небольшую рваную и весьма потёртую книженцию. В ней написано о любовных страданиях богатой женщины на берегу тропического моря. Полный бред, но мозг нужно чемто загружать и нужно заставлять его работать. Я это понимаю. Поэтому перечитываю книжку во второй раз. Мне необходимо вернуть память.

Воскресенье.

Сегодня опять невкусная еда. Чувство голода не проходит даже во сне. Сказал об этом. Мне санитары сделали какойто болючий укол. В палате душно. Хочу на свободу! И хочу спать.

Понедельник.

Перед ужином к нам в палату два санитара привели высокого худого старика. При первом взгляде на него сразу бросилось в глаза несоответствие: длинные спутанные седые волосы, спадающие почти до плеч, и аккуратная бородка на иссечённом морщинами лице. Молчаливого мужика куда-то забрали, и койка рядом с моей уже два дня пустовала. Санитары уложили высокого старика на неё.

Вёл себя новый сосед тихо. Тоже всё время молчал. Его глубоко запавшие бесцветные глаза всегда неподвижно смотрели в одну точку, и лишь нечастое движение морщинистых век свидетельствовало о том, что старик ещё жив. Меня заинтересовала необычная внешность соседа, и я стал всё чаще поглядывать на него, рассматривая правильные черты его лица. Потом меня стало беспокоить то, что человек лежит, не вставая, почти целый вечер. Ни ужинать, ни в туалет он так и не поднялся. Мне стало жаль старика. Видимо, ему было очень плохо. Даже хуже, чем мне. Я взял металлическую тарелку с порцией холодной каши, кусок чёрного хлеба и подошёл к новому соседу. Старик лежал на боку и не мигая смотрел в одну точку на полу под моей кроватью.

– Поешьте, – обратился я к нему.

Старик, казалось, не слышал. Я повторил своё предложение и поставил тарелку на стул возле самой кровати. Старик медленно перенёс бесцветный взгляд на еду, потом на меня. Я улыбнулся:

– Вы пока с этим расправьтесь, а я принесу чай.

Ничего не ответив, старик снова перевёл взгляд на тарелку с кашей.

Через минуту я принёс разовый пластиковый стакан с еле тёплым безвкусным больничным чаем.

– Каша тут не очень, – я поставил стакан на стул рядом с нетронутой едой. – Но ведь нужно чтото поесть. Иначе вы умрёте.

При слове «умрёте» старик както странно посмотрел на меня, и мне показалось, что глаза его ожили. Затем взгляд снова потух, и старик отвёл ставшие бесцветными глаза. Такая неожиданная перемена меня удивила. «Может, он действительно сумасшедший?» – промелькнула мысль. Но я тут же отогнал её. Меняющиеся глаза, реакция соседа на мои слова говорили об обратном. «Нет, он просто не хочет разговаривать».

– Давайте, я покормлю вас? – прозвучало моё следующее предложение.

– Не надо. Я сам, – тихо отозвался старик и медленно сел на кровати. Его голос был низким и хриплым.

Пока сосед неспешно ел, тщательно разжёвывая и всматриваясь в каждую подносимую ко рту ложку с кашей так, будто впервые в жизни пробовал пищу, я наблюдал за ним. Метра под два ростом, в молодости он непременно был красавцем. Даже теперь его фигура сохраняла былую величественную осанку и стать, а в ширине плеч и крепких руках чувствовалась недюжинная сила. И чем больше я его разглядывал, тем больше меня интересовало всё в моём новом соседе.

Поев, старик поднялся во весь свой высокий рост и, не взглянув на меня, сам понёс грязную посуду на общий стол. Я продолжал свои наблюдения.

Выйдя из туалета, старик подошёл к зарешеченному окну и стал смотреть на улицу. Смотрел долго. Затем он вернулся на свою кровать. Я сделал вид, что читаю. Вдруг неожиданно услышал низкий тихий голос:

– Спасибо… Андрей…

Я оторвал удивлённый взгляд от книги: «Откуда он знает моё имя? Я ему не представлялся. Может, мы встречались раньше? Не помню». Старик открыто смотрел на меня. На этот раз его глаза определённо жили. Теперь они имели цвет неба в осенний день.

– Спасибо, – повторил он.

– Пожалуйста, – просто ответил я и снова углубился в книгу.

– Что читаешь? – поинтересовался старик.

– Женский роман принесли, – я с грустной улыбкой взглянул на старика. – Тупой, но всё равно читать больше нечего.

Старик, казалось, понимающе улыбнулся, и я рассмотрел ряд ровных белых зубов. Снова пришло время удивляться. На вид ему можно было дать не меньше семидесяти пяти – восьмидесяти лет. Таким его делали морщинистая жёлтая кожа и растрёпанные седые волосы. «Может, у него вставные зубы? Нет, не похоже», – подумал я и, стараясь не упустить тонкую ниточку налаживающихся отношений, спросил: