Валерий Пушков - Кто сеет ветер

Ким, перестав стучать, спросил:

— Не знаешь, отпустят сегодня на берег?

Ярцев опустил молоток.

— Не отпустят — сами уйдем. К дьяволу такие порядки! — произнес он угрюмо, осветив лицо кочегара электрической лампой, защищенной густой медной, проволокой.

Ким помолчал, расстегнул ворот блузы, провел горячей ладонью по потному горлу и снова ударил в стенку котла. От грохота, пыли и духоты голова Ярцева заныла и точно вспухла. Боясь потерять сознание, он торопливо сдернул очки, скользнул в горловину и вылез через котельную на палубу. Дышать стало легче. Следом за ним поднялся на палубу и кореец.

— Нехорошо вчера было в городе, — сказал он, подставив голую грудь свежему ветерку. — Мне грузчик-малаец рассказывал: много людей полиция схватила. Восстания в военном флоте опять боятся.

Ярцев посмотрел на него с изумлением.

— А где ты видел его, этого грузчика?

— На лодке сюда подъезжал, привозил офицера таможни.

Ким показал рукой на стоящий неподалеку корабль и добавил:

— Видишь, полувоенный транспорт? На Новую Гвинею, говорят, повезут отсюда ребят, в каторжные лагеря.

Оба в раздумье закурили.

Утром команду пустили на берег. Моряки разбились на группы и разошлись по увеселительным заведениям Тандьонг-Приока. Ярцев отделился от товарищей и сел на пригородный поезд, соединявший гавань с Батавией. Минут через пять он уже ехал вдоль берегов коричнево-мутной реки, мимо низменных джунглей, поросших лианами и пальмами, в темной роще которых виднелись малайские хижины, высоко приподнятые над землей сваями. У вокзала в Батавии, с трудом пробившись сквозь шумную пеструю толпу шоферов, носильщиков, рикш и агентов отелей, наперерыв предлагавших свои услуги, Ярцев сел в двухколесную повозку, запряженную маленькой бойкой лошадкой, похожей на пони. Садо, явайский извозчик с длинным бичом, в белой чалме и юбке, повез моряка мимо канала, где двигались баржи и лодки, купались ребята и полоскали белье туземные женщины, — в предместье Вельтевреден.

Здесь на возвышенности раскинулся европейский город с красивыми коттеджами, виллами, площадями, английскими и голландскими магазинами, парками и цветниками.

В витринах декоративно пестрели шелка, индийские благовонные мази, ковры, цветистые шали и даже меха. По главным улицам мчались такси, звенели бубенчики садо и плавно скользили трамваи, открытые и закрытые. Прямое, широкое авеню блестело свежеполитым асфальтом. Кое-где на углах, ближе к китайскому кварталу, сидели смуглые молчаливые прорицатели в красных и белых тюрбанах, похожие в странной своей неподвижности на изваяния из бронзы. Они сидели часами, не изменяя своих загадочных поз, пока какой-нибудь суеверный яванец или скучающий иностранец-турист не бросал в их чашки серебряную монету в обмен на туманное прорицание о будущем. Малайские полицейские в синих брюках и куртках с желтыми обшивками босые, важно стояли на перекрестках, держа в руках палки.

Извозчик остановился около одноэтажного домика с черепичной лиловой крышей и маленьким палисадником перед окнами. Дверь, как и у большинства голландских домов, выходила прямо на улицу. Моряк без звонка открыл дверь и прошел через прихожую в комнату, где его встретила Эрна, одетая в белое полотняное платье.

Она похудела, но в общем осталась прежней. Ноги её, обутые в кожаные, сандалии, были длинны и стройны. На смуглых щеках горел румянец. В блеске полнозубого рта и в черных, с широким разрезом глазах, прикрытых не длинными, но густыми ресницами, сияли свежесть и сила юности.

— Костя, как же вы вовремя! — сказала она со смешанным чувством скорби и радости. — Процесс недавно закончился. Наля приговорили к пожизненной каторге… На апелляцию никакой надежды.

Моряк почтительно поцеловал ее руку, тщетно стараясь скрыть свою большую взволнованность.

— Я потому и приехал, — ответил он твердо. — Есть ли с ним связь?

— Третьего дня мне разрешили свиданье. Выглядит он ужасно, но по характеру все такой же. Пытался даже смеяться, шутить, а у самого лицо, как у курильщика опиума, желтое, худое… губы бледные, без кровинки.

— Неудивительно!.. Его же, наверное, держали до суда в тюрьме с уголовниками и малярийными комарами?

— Да… Он сидел в сырой камере, куда напихали больше десятка людей. Нечем было дышать. Почти год он спал на земляном полу без подстилки… Но это еще не все… Его жестоко пытали!..

Голос Эрны дрогнул. На мгновение выдержка изменила ей. Она быстро встала и, вытирая глаза носовым платком, зашагала взад и вперед по комнате, чтобы утишить волнение. Моряк следил за ней с ожиданием, не обнаруживая своих чувств. Она ступала легко, чуть покачиваясь, худощавая и стройная, похожая в быстрых движениях на зверя кошачьей породы, стесненного клеткой.