Достаю из кобуры наган, прицеливаюсь и стреляю… холостым. «Шпион» падает вниз и быстренько скручивается калачиком в ближнем углу ямы, издавая душераздирающие крики. Стреляю еще два раза, потом слышен только сухой щелчок курка.
— Черт! Забыл зарядить!.. Хрен с ним! Добейте его, чтобы не орал!
Бойцы спрыгивают в яму и, скинув винтовки, начинают вонзать штыки в песок. «Шпиён» тем временем продолжает арию умирающего, вопя под каждый удар, не забывая при этом брызгать из бутылки свиной кровью на сапоги и винтовки… Наконец, он издает великолепный «предсмертный хрип»… Конвойные вылезают из могилы, один берет лопату и начинает ее закапывать, другой помогает ему, обрушивая землю вниз сапогом. Все это делают, стараясь не попасть на Егорку, скрючившегося в заранее отрытой «норе».
Пора переключать внимание на себя, зрители, кажется, очень впечатлились… «Вдруг» замечаю всю подошедшую компанию и обращаюсь к Чернову:
— Твою такую-растакую… мать, унтер! Какого… ты их сюда привел?! Сказано было — завтра, значит, — завтра!.. Мне, что теперь, ждать, пока каждый себе по могиле выроет?..
— Так эта… Ваше благородие… Их же до ветру надобно было вывесть… Засрут же ночью всю камеру… — Михаил, играя свою роль, испуганно оправдывается.
— Ну, так чего стоим? Гони их, пусть опростаются! А завтра… — Задумываюсь, затем небрежно машу рукой. — Нет, один хрен, не признаются… Завтра поутру — сюда их, да лопаты не забудь. У меня днем куча дел, а тут еще с этой сволотой возись!.. Давай, командуй… На оправку…
Оборачиваюсь к конвойным:
— Закончите, и в казарму! В порядок себя привести не забудьте!.. Да, и подойдете к фельдфебелю, скажете, что от меня — по чарке. Ну, и завтра, думаю, голодными не останетесь…
Теперь — последний штрих. Бойцы, проходя мимо «зрителей», должны выдать между собой диалог типа:
— Совсем озверел их благородие, за два дни пятого лично кончает.
— А шо ты хотел? Из-за них почти что вся рота в окопах полегла. И сам он чудом жив остался.
— Ну дык не самому же, ахвицер, все-таки.
— Эт-та ты брось. Наш командир не из благородных, кровью выслужил. За солдат горой стоит, и предателев жуть как не любит. Вона как…
Как потом рассказал Чернов, все четверо с большим удовольствием оправились всеми возможными способами, и очень шустро понеслись в «тюрьму» думать. А чтобы мысли текли в правильном направлении, Михаил попозже притащил и кинул в камеру одеяло, оставшееся от «шпиёна», с многочисленными еле замытыми пятнами крови. Мол, пригодится напоследок. Под голову там свернуть вместо подушки, аль накрыться, чтоб теплей было. В любом случае до утра там будет пахнуть свежей кровищей. Была еще идея посадить возле двери кого-нибудь, чтобы слушал и стенографировал, но все беседы велись шепотом.
Утром Бойко с Ломовым и прибывшим корнетом еле успевали фиксировать на бумаге исповеди горе-шпионов. У меня даже возникло ощущение, что присутствую Брейн-ринге, где даже доля секунды имеет значение. Помимо, разумеется, правильных ответов. Самым ценным собеседником оказался фотограф, который, оказывается, был напрямую связан с резидентом, роль которого исполняла люблинская проститутка Мария Цибульская, фланировавшая между Минском, Столбцами и Несвижем. Все известные ему осведомители замыкались на нее, а уж куда дальше тянулась ниточка — это надо было спрашивать уже у мадам. Которая, по словам фотографа, должна была приехать завтра-послезавтра. Во всяком случае, прижимая со всей силы ручонки к груди и боясь встретиться со мной взглядом, этот умник клялся и божился, что начиная с завтрашнего вечера он должен был появляться возле дома Фельдмана по Старо-Виленской, двадцать шесть и справляться о прибытии дамочки.
Масштабы заварушки уже превосходили наши скромные возможности, поэтому Валерий Антонович решил еще раз связаться с жандармским управлением города и передать им инициативу. На мой недоуменный вопрос насчет контрразведки фронта, с горечью заметил, что после убытия Батюшина, разведкой Западного руководит подполковник Базаров, человек очень несамостоятельный, малоэнергичный и нерешительный. Корнет Астафьев поспешил нас заверить, что им не впервой заниматься подобными делами.
— В прошлом году мы задержали некую девицу по имени Антонина Кедыс, которая слишком много времени проводила в постелях господ офицеров. И не просто проводила, а выпытывала у них сведения военного характера. Когда ее как следует допросили, оказалось, что никакая она не Кедыс. Настоящая фамилия — Эрма Ляудер. Родилась в Тильзите в семье торговца лесом. Закончила летную школу. Весь 1913 год провела в шпионских полетах над Ковенской и Гродненской крепостями. А в начале войны по поддельным документам пробралась в Минск, чтобы собирать разведданые не в небе, а в офицерских койках. Может быть и потому, что с объявлением войны барышень официально отстранили от полетов…
Читать дальше