Владимир Поселягин: Офицер Красной Армии

— Не хами, – пробасил сынок хозяйки. – Встать!

Встав, я поднял руки, наблюдая, как ко мне приближается Федор. Особо я их не боялся. То есть вообще. Да и что они мне сделают? Убьют? Очень смешно.

— Руки‑то опусти, – с благодушной улыбкой велел приближающийся громила, доставая из левого кармана своих чёрных брюк обрывок верёвки. – Оборачиваемся, руки за спину.

Последнее было сказано каким‑то привычным тоном. С интересом осмотрев Федора, я спросил:

— Где служил? В тюрьме?

— Конвойная рота, – ухмыльнулся тот.

Один из его подельников опустил ствол винтовки и, поставив приклад на пол, сложил руки на стволе, скучающе глядя на нас. Второй тоже направил винтовку в пол, держа её на сгибе руки, так как этот самый Федор перекрыл им траекторию стрельбы. Стрелять они теперь в меня могли только через него.

— Непрофессионально, – сказал я, даже не думая поворачиваться и дать себе связать руки сзади, когда полицай встал рядом.

— Что? – удивлённо спросил Федор.

— Своим подручным ты траекторию перекрыл и развязал мне этим руки.

Это в фильмах герои забалтывают противников, мне же это было нужно, чтобы полицаи расслабились, пока я размышлял над ситуацией. В принципе план действий у меня сформировался, ещё когда они ввалились в хату, так что действовать я стал сразу же, как произнёс последние слова.

Ударив стопой босой ноги по опорной ноге Федора и этим поставленным ударом ломая ему малую берцовую кость, мгновенно схватил со столика ножницы и метнул их в глаз одному из подручных, тому, что стоял слева с винтовкой в руках. Почти сразу же рванул к третьему. Между нами было расстояние метра четыре, так что тот даже не успел вскинуть винтовку, как она была отбита в сторону, и он захрипел, пуская пузыри разорванным горлом.

Бросив на пол вырванную гортань, я хмуро покосился на впавшую в ступор хозяйку и склонился над вторым полицаем, над тем, что получил ножницы в глаз. К моему удивлению, тот не помер, хотя лезвия вошли глубоко, и, держась за голову, выл на полу. Ухватив его за многострадальную голову, я резким рывком повернул её, ломая шейные позвонки, после чего метнулся к Федору. Тот уже почти оклемался, карабин у него находился за спиной, поэтому он доставал из кобуры «наган», с ненавистью глядя на меня.

— Не балуйся, – строго велел я ему, выворачивая пальцы и отбирая оружие. После этого я освободил его также от карабина, банально отстегнув ремень и выдернув его из‑под туши полицая. Карабин отправился в угол, а вон «наган» я оставил. В тесной избе это самое предпочтительное оружие.

Быстро и привычно проверив его, взвёл курок и, указав стволом на хозяйку, спросил:

— Так что там с баней? Или врали?

— Есть баня, не врала, – несколько заторможенно кивнула она. Как бандерлоги глядели на удава Каа, так же она не сводила взгляда с дула револьвера.

— Это хорошо. У вас заплечный мешок есть?

— Сидоры солдатские.

— Нужно набить их до отказа продовольствием. Нескоропортящимся. Крупами там, солёным салом, сухарями. Есть?

— Ты нас убьешь? – прямо спросила хозяйка. Похоже, она уже пришла в себя и начала мыслить. При этом продолжала стоять, со злостью глядя на меня и с жалостью – на сына.

— Сына вашего – да, насчёт вас ещё не решил, – честно ответил я и ударом ноги свалил Федора обратно на пол, отбирая у него классическую финку, что он достал из‑за голенища сапога. – Сказал же, не балуй.

— Сын он мой, кровиночка.

— Воспитали подонка, так держите ответ, – рассеянно ответил я, разглядывая клинок. Он мне понравился, поэтому я отошёл в сторону и положил его на стол. Заберу с собой. – Отойдите к сыну, чтобы я вас видел обоих.

Проследив, как мать с опаской подошла к сыну и захлопотала над ним, я отошёл к убитым полицаям, снял с них ремни с амуницией и убрал винтовки в сторону. У одного полицая в кармане красноармейских галифе нашлась граната, классическая «лимонка». Выдернув ножницы из глаза убитого, вытер лезвия о его же форму и положил на стол. Они мне понравились, тоже заберу с собой.

Одеваться я не торопился, всё так же оставаясь в одном исподнем, хотя форма капитана висела на открытой крышке сундука. В доме тепло, печь была горячей, протопленной, так что чувствовал я себя вполне комфортно.

Подхватив табуретку, – та первая, на которой я сидел и брился во время прихода полицаев, находилась в зоне досягаемости Федора, не хотелось бы давать ему такой шанс, вот я и воспользовался вторым и последним табуретом, – я поставил её у стола и, проверив мыльную воду в крынке, поморщился. Та успела остыть. После чего, сев, с интересом посмотрел на языков, мысленно прикидывая, с каких вопросов начинать.