Виктор Храмов - Сегодня - позавчера 4

Одно из заданий. Из тысяч заданий.

Третий раз проезжаем нужное место. Нутром чую - вот оно. Но, нет контакта.

Останавливаю машину, спрыгиваю. Иду пешком. Вот, как нематериальная мембрана. Прохожу её, но, сбой - ничего не изменилось. Прохор описывает свои ощущения так же. Нас не берут. Нет доступа.

Абидна, слющай, да?

В отчаянии сел на снег. Прохор - рядом. Молчим. Любые слова - лишние.

- Простынете, служивые.

Смотрю - дед. В волчьем тулупе. И медвежьей шапке. Встаю, иду навстречу, кланяюсь в пояс:

- Здравствуй, отец.

Потому что - узнал я этого деда. Он медведю кланялся, а потом его - освежёвывал. Дед молвит человеческим голосом:

- Не сын ты мне, странник. Сыны мои давно голову сложили. Настал и мой срок.

Тьфу, попутал сказки. Каким "человеческим голосом"? Отвечаю:

- Не спеши хоронить себя, старче. Мы тут с пути сбились. Дарью Алексеевну приехали проведать, здоровье поправить. Не подскажешь нам путь?

- Нет вам Пути. Беспутные вы. А ты, вой, ещё и кащееву шкуру напялил.

- Она мне выживать помогает. И видеть даёт. Поломала меня судьба, отец. Руками зверолюдей-нехрестей поломала.

- Не ведаешь Пути своего, вот и корёжит тебя.

- Не ведаю. Беспутный я. Путь - ищу. Ты не укажешь нам дорожку до Дарьи Алексеевны?

- Лукавишь. Не беспутный ты. Выбрал ты свой Путь. Потому кащея шкура тебе и дадена. И ослеплён ты, ибо правды - не видишь.

- А в чем она, правда?

- Сказать могу. Поймёшь ли? Важные вещи - простые. А простые - сложны для понимания.

- А ты - попробуй.

- Путь твой - Кровавый.

- Так и есть, - кивнул я.

- И чем дальше ты будешь по нему идти - тем больше крови. Ты зальёшь землю кровью. И это - истина.

- А истина - вечна. Да, отец. Путь мой - кровавый. И дальше я иду по нему, чтобы ещё больше крови пролилось.

- Виктор Иванович, что ты такое говоришь? - оторопел Прохор.

- А в чём он не прав? Мало я людей убил? А оружие, что мы проталкиваем, подталкиваем - не для смерти ли?

- Так, то же - немцы! Ты сам говоришь - зверолюди-нехристи.

- А, они от этого - не люди? - покачал я пальцем "ни-ни-ни" перед носом Прохора, - Озверели, да, нехристи, а кто ж они? Убивать их за это? Может и всех узбеков порежем - тоже нехристи? Всё одно - грех. Или наших учёных и коммунистов - к стенке. Тоже - атеисты, нехристи. Каждый волен верить в то, на что хватит сил. И зло чинить за то - нельзя. Немцев мы убиваем не за то ведь.

- Сам сказал.

- Это я сказал не в вину им, а охарактеризовав двумя словами всю ситуацию. Можно иначе - в бою, озверевшие в горячке битвы европейцы выбили мне глаза и ранили в спину. Как короче? А дедуля меня правильно понял, так, отец? - спросил я старика, потом добавил:

- Но, отец, я сознательно выбрал этот Путь. И пройду по нему до предела.

- Оттого лишён ты очей и ног, за Путь, что ты выбрал, - ответил старик, горестно вздохнул.

- А каким путём идти надо было? - спросил Прохор.

- Постижения Бога, накопления Духа Святого, самосовершенствования, - ответил я.

Прохор захлопнул рот, а старик усмехнулся:

- Многое постиг ты, Многодушный!

- Видал, Прохор, как он меня красиво шизофреником обозвал? Надо запомнить. Многодушный. Многоликий Янус. Или Анус? Не помню. Так, отец, поэтому мне не видать Даши?

- Пути ваши разошлись так, что находиться вам рядом - невмочь.

- Так даже? А прошлый раз - разве я был менее кровавым?

- Тогда ты был Беспутный.

- А как стал Путёвым, так сразу - абонент не абонент. Да? Путёвый, путеец, странник. Да, Судьба. Так ты, отец, как глашатый пришёл? Тебе рядом с таким демоном, как я - в мочь? Не будет корёжить?

- В мочь, в мочь. Я - тоже не ангел. Пришлось полиходействовать. Нет, я не глашатый. И не оглашенный. Я помогу твоим детям дом построить. Негоже дитю в темнице кащеевой жить.

- Детям? Дом? - усмехнулся я, - нет у меня детей. И не будет уже.

- Мне детям твоим надо терема строить, - упрямится дед.

Махнул рукой - пусть так. С тоской посмотрел в заснеженную даль, вздохнул, пошёл к машине. Так мне обидно, так тоскливо, так грустно. Постиг меня облом-обломище. И правильно - ишь, губу раскатал. Губозакаточный карандаш возьми из планшета Кельша. Думал - всегда тебя будут на ноги ставить? Нет. Раз, два - дальше сам. Живи, мучайся.

Объятый тоской, не заметил, что старик самостоятельно залез в кузов, угнездился, ёрзая задом, весело обратился к Кельшу:

- Ну, здравствуй, опричник!

Не увидел я и удивления на суровом лице генерала. Не услышал я и весёлой команды старика:

- В тайгу!

Тайга. Тай-га. Место, где заканчиваются все пути - вспомнил я. Нет, мой Путь - не пройден. Мне в тайгу - рано.