Василий Сахаров - Вариант Юг

Теплый осенний день, какие не редкость в Крыму. К причалам Графской пристани швартовались баркасы, катера, шлюпки и ялы, а в них сотни людей в тельняшках, черных бушлатах нараспашку, бескозырках и хромовых ботиночках. Это моряки Севастополя прибыли на 1-й Общечерноморский съезд. Массы людей самых разных возрастов и специальностей: мотористы, комендоры, торпедисты и кондукторы, рулевые и сигнальщики, кочегары и боцмана, с шумом и гамом, смеясь и перешучиваясь, радуясь возможности прогуляться по берегу, сходили на причал. И тут моряков встречала веселая праздничная толпа, гармонь и разухабистое «Яблочко» в исполнении молодого светловолосого матроса в лихо сдвинутой набекрень бескозырке. Военные моряки усмехались и шли дальше. Однако некоторые подходили ближе, и смотрели на матроса, которого многие знали.

Раскинув руки, на причале, вместе с симпатичной фигуристой брюнеткой, одетой в дорогую шелковую блузку, по кругу ходил любимец Северной стороны, старший рулевой с эсминца «Гаджибей» Васька Котов. Сегодня у него праздник, день рождения, и моряк, по жизни лихой и веселый человек, который с утра уже немного поддал, хотел выплеснуть доброе настроение на людей и поделиться радостью с такими же матросами, как и он сам. А тут как раз съезд, митинг и организованный «Центрофлотом» праздник. Самое время повеселиться. И Котов вместе со своей подругой Наташкой Каманиной с улицы Малая Эскадренная и земляком из Рязани Андрюхой Ловчиным, который играл на гармошке, выдавал:

- Сине море не наполнить, оно очень глубоко. Всех буржуев не накормишь, у них пузо велико.

Матросы, особенно те, у кого на бескозырках имелась надпись «Гаджибей», поддержали своего любимца одобрительными криками:

- Давай, брат! Жги!

- Так их! Крой царевых холуев и фабрикантов!

- Теперь свобода, все можно!

Видя одобрение родного экипажа, Васька весело смеялся, и продолжал:

- Дайте новеньку винтовку, вороного мне коня. Мы поедем бить буржуев и буржуйского царя!

Наталья, такая же веселая, как и Котов, раскрасневшаяся и немного хмельная от непривычного внимания множества людей и алкоголя, поддержала его следующим куплетом:

- Эх, яблочко, сладко-кислое, буржуйские глаза, ненавистные!

И снова Котов:

- Не за веру, за царя, воевать охочие. За заводы, за поля, за крестьян с рабочими.

Людей в толпе становилось все больше и кое-кто, подобно Котову и Каманиной, собирался пуститься в пляс. Однако, прерывая веселье, появился средних лет седоватый матрос Драчук, большевик и один из организаторов съезда. Он положил тяжелую руку на меха гармони, остановил игру и выкрикнул:

- Ша, братва! Все на съезд! Сбор в Морском Собрании! Сначала дело, гулянка потом!

Черная бушлатная толпа повалила от Графской пристани в город. Василий, Наталья и гармонист, сигнальщик с «Гаджибея», двинулась вслед за моряками. Вскоре они оказались в переполненном людьми здании Морского Собрания. Митинг только начинался, возле трибуны в углу актового зала, определяя очередность выступлений, суетились ответственные лица и представители разных партий, а матросы вокруг вели свои разговоры.

- Хватит, навоевались! - высказался стоящий рядом с Котовым невысокий парень, судя по бескозырке, из экипажа линкора «Александр Третий». – «Коробочка» хуже тюрьмы. Унтера, все как один, холуи господские. Офицеры-шкуры. Подъем. Отбой. Тревоги. Приборки постоянные. Надоело, домой пора! Теперь свобода! Сколь земли возьмешь, все твое!

- Да, кто же тебе даст, эту землю? - усмехнулся его сосед, такой же моряк, но не с линкора, а с тральщика «Феофания».

- Большевики дадут. Из Питера Алексей Мокроусов приехал, серьезный товарищ. У нас на «Александре» был и прокламации раздавал. А там сказано, что долой войну, бей эксплуататоров, фабрики - рабочим, землю - крестьянам. Все ясно и понятно.

- Бумага она, братишка, и не такие словеса стерпит.

- Не скажи, я думаю, все серьезно. Поэтому за большевиков кричать стану.

- А кто у нас большевики?

- Драчук и Пожаров.

- А-а-а... - протянул матрос с тральщика, и произнес: - Драчука знаю, а Пожаров кто?

- Да ты что? Это же наш браток с Кронштадта. В Минной дивизии служил, коммунист.

- Да и хрен бы с ним, что коммунист. Все одно его не знаю.

Василий прислушивался к их разговору, и тут за рукав бушлата его подергала Наталья:

- Начинают.

Матрос повернулся к трибуне, и постарался вникнуть в то, что говорили выходящие к ней люди. Но понять их было мудрено, так как политикой Василий никогда особо не интересовался. Однако она занимала Наталью, отец которой несколько лет назад пострадал за революционные взгляды, был приговорен к тюрьме, а затем убит на пересылке блатными. Кстати сказать, с девушкой он познакомился на одном из митингов на Малаховом кургане, куда его притянул ненавидящий офицерье и царские порядки Ловчин. Наташка ему приглянулась, и с тех пор, невольно, матрос стал посещать все массовые политические мероприятия. Благо, сейчас никто этому не мешал. Корабельные офицеры притихли, опытные унтера разбегались кто куда, а все решения на эсминце принимались революционным комитетом через голосование. А поскольку он являлся членом этого комитета, то сход на берег у него был круглосуточный.