А. Ренников: Диктатор мира

Книги эти дешевле. И, кроме того, посвящены оккультизму, мистике чисел, спиритизму, телепатии… Самым модным вопросам сороковых годов.

— Так, так… — задумчиво стучит Штейн по столу пальцами. — Опять, значит, придется в Рейхстаге призывать демократов к порядку… Ты что читаешь? «Жизнь за гробом»?

Голос — чуть заискивающий, с напускною веселостью. Она удивленно смотрит.

— Да.

— Я просматривал… Глупость. Хотя я и не крайний социалист, чтобы отрицать Бога… Хотя я и не клерикал, чтобы в Него верить… Но все в ней так бездоказательно! Кстати…

Он улыбается, нагибается над газетой, протягивает жене.

— Вот, прочти… Это тебя, наверно, заинтересует… «Таинственное радио». В отделе «Смесь».

Она покорно кладет книгу на стол, просматривает.

— Где?

— Не нашла? Ну, дай я. Погоди… Вот… Слушай:

Центральная мировая радиостанция на Монблане 18го апреля получила от подчиненных станций различных частей света донесения о странном перерыве в работе, происшедшем 17 апреля. В продолжение получаса волны какого-то могущественного аппарата парализовали деятельность станций, после чего всеми ими записано следующее сообщение неизвестно откуда:

С вами говорит Диктатор мира. Приказываю вам немедленно, по получении сего, оповестить правительства всех держав земного шара, что с настоящего момента, 12 часов дня по гринвичскому времени, я, по милости Божьей, принял власть над земным человечеством. Первого мая, в день вашего праздника, будет издан первый приказ по народам и нациям. Да исполнится воля Божья. Человечество должно обрести себя. Мною будут восстановлены попранные демократией и социализмом духовные ценности. Свобода творческого духа, искание правды, уважение к человеку, любовь к Богу возродятся снова, чтобы указать людям утерянный путь. Горе народам, пожелавшим идти наперекор мне. Горе правителям, не исполнившим моих распоряжений. Президенты, короли, императоры, палаты, сенаты, советы, военачальники армий всего мира, флоты всего мира — все отныне подчинено мне. В моей власти жизнь и смерть всех живущих. И один только надо мною повелитель — Всемогущий Господь».

— Ну-ка, дай номер… Что это? Шутка, конечно…

Ариадна заинтересовалась.

— Хорошо, если шутка… — смеется Штейн, вставая. — Но дело, наверно, значительно проще и хуже. Ведь радиотелеграфисты нашего времени дают наибольший процент психических заболеваний!.. Погоди… Кажется, звонят?

Штейн выходить в переднюю, открывает дверь, ведущую в лифт, любезно говорит с кем-то.

— Ариадна! Ты можешь выйти?

— А что, Отто?

— Это барон. Уезжает сегодня, пришел проститься…

Мать Ариадны сегодня плохо себя чувствует, лежит в постели. Отто не возвращается из Рейхстага, очевидно, обедает в ресторане с приятелями… А к трем часам приходит Бенита, предлагает совершить на аэроплане загородную прогулку.

— Аппарат до восьми часов не нужен отцу, — говорит она. — Хочешь в Дрезден, к Альтмюллеру? Выпьем кофе, вернемся…

Бенита, как всегда, веселая, добродушная. Ее отец, — председатель союза объединенных германских метельщиков улиц и помощник комиссара труда. Живется ей недурно — казенный автомобиль, аэроплан, два автоптера, на взморье у Свинемюнде в летнее время подводная лодка… И, кроме того, бесплатные билеты повсюду: в оперу, в театр пантомим, в фонокинематографы…

— Поезжай, деточка, — говорить Ариадне Софья Ивановна. — Мне сейчас лучше… А тебе надо освежиться: посмотри, какая ты бледная.

— Летим? — подтверждает Бенита.

Ариадна условливается, что к шести часам обязательно — назад. Она уже готова в дорогу: на ней высокий белый шлем с синей лентой вокруг, спускающейся до пояса сзади, мягкое деревянное черное манто…

Однако, звонок в передней изменяет план.

— В Дрезден? — презрительно усмехаясь, говорит знаменитый изобретатель доктор Штральгаузен, поздоровавшись и осведомившись у дам, куда они собираются. — Что вы нашли интересного в Дрездене, не Цвингер ли? Я предложу вам, mesdames, другой проект, если угодно: осмотреть мою лабораторию.

— А как наш стереопортрет? — вспоминает Ариадна.

— Относительно него и залетел… — самодовольно улыбается Штральгаузен. — Ваша Frau Mutter вышла великолепно, скажу без хвастовства. Но вы вот не так… А мне очень хотелось бы, Gnadige, демонстрировать перед публикой свое изобретение именно на вашем портрете. Разрешите сегодня снять снова?

— Наверно, я вам буду мешать, господа, — многозначительно смеется Бенита.