Райан Гродин - Кровь за кровь

– Победоносный Лёве, – пророкотал офицер СС, когда их вытолкнули к нему. – Такого я от вас не ожидал.

Чтобы поведать сказку о своих злоключениях, лучшего времени было не найти. У Луки был дар убеждения, который помогал выпутываться из проблем. (Для примера: убедить распорядителей Гонки Оси, что, да, он действительно носит коричневую куртку в знак уважения отца, ветерана войны. Разве главная цель гонки не показать, что нужно чтить семью и военные победы?) Но Лука понимал, что история, как он отважно преследовал девушку по всему Токио, чтобы самостоятельно её задержать, не сработает по одной простой причине: фройляйн пришла спасти его жалкую задницу . Она сражалась за него, как за союзника. Друга.

Доказательства сложились так, что теперь Луке не помогут ни уверенные ухмылки, ни изворотливые объяснения. Их с не-Адель судьбы связаны. Хорошо это или плохо.

В данный момент казалось, что очень-очень плохо.

Лука осмотрел форму офицера, пытаясь определить его чин. На среднем пальце мужчины поблескивало золотом кольцо-печатка – украшенное двойной руной «Зиг». Два посеребрённых дубовых листа на воротнике. Верный символ…

– Штандартенфюрер…

– Баш.

– Спасибо, штандартенфюрер Баш, – кивнул Лука. – Думаю, вы только что подсказали название для моей автобиографии.

«Лука Лёве: Такого мы от вас не ожидали». Книгу с подобным названием, пожалуй, будут читать лучше, чем «Мою борьбу» [4] «Моя борьба» (Mein Kampf) – автобиографическая книга Адольфа Гитлера. …

Штандартенфюрер СС прочистил горло, взгляд его переместился туда, где под охраной штурмманна СС стояла не-Адель. Её левый рукав был задран: волчья стая мчалась от запястья до локтя, чернея в свете люстр.

– А что насчёт тебя, Заключённая 121358.Х. Никогда не думал, что лабораторная крыса доктора Гайера сможет зайти так далеко. Тебе действительно удалось убедить меня и моих ребят, что ты фройляйн Вольф.

Заключённая? Лабораторная крыса? О чём он говорит?

– Даже после стольких лет, вы, ублюдки , не в силах назвать меня по имени, – бросила не-Адель.

Все мысли о будущей автобиографии вылетели у Луки из головы, когда черты лица фройляйн начали меняться. В мечтательной полутьме сада процесс выглядел иначе, в ярком свете бального зала он был другим – более грубым и настоящим. Изгибы её лица сдвинулись; все линии азиатского наследия растворились. Волосы вытянулись из черепа – длинные и шелковистые, чисто белые. Кожа стала такой же бледной, без пигментов. А её глаза… они горели. Невероятным флуоресцентным голубым цветом. Яркие радужки Адель рядом с ними умерли бы от стыда.

– Я – Яэль, – сказала фройляйн.

Яааааааа-эль. Это имя было по-своему поэтично – несравнимо ни с одним немецким именем, известным Луке. Оно также не звучало по-японски или по-русски.

– Меня мало волнует, как тебя звала мать. Мне важнее знать, кто твои союзники. Их имена. Адреса.

Осколки разбитого фужера из-под шампанского хрустели под ногами штандартенфюрера, когда он шёл к Яэль. Та же беспокойная поступь, которую Лука видел у отца. Тот самый шаг, которым отец протаптывал круги на ковре в гостиной семьи Лёве. Который нервировал Луку до зубовного скрежета, потому что он знал, что за этим последует.

Кулак офицера рассёк воздух. Раздался глухой влажный удар, который напомнил Луке о вечерах, когда мать готовила шницели. Она стояла у мясницкого столика, отбивая кусочки телятины, пока они не становились бумажно-тонкими.

Голова Яэль запрокинулась, белые волосы взметнулись. Как знамя, требующее «не сдаваться».

Удар печаткой должен был стать чертовски болезненным, но девушка не издала ни звука. Цвет растёкся по бледным волосам, и в первое мгновение Лука подумал, что она вновь проделывает свой трюк с внешностью. Но когда Яэль дёрнула головой, откидывая волосы с лица, он понял, что это была кровь. Кольцо с рунами «Зиг» оставило на скуле порез. Из него свободно текла кровь, такая же яркая и красная, как у любого человека.

Девушка продолжала молчать. Глаза её горели.

– Имена! – Штандартенфюрер Баш вновь выбросил кулак. Раздался очередной удар, такой же влажный, глухой и тошнотворный, как первый.

Тишина.

Новый удар (снова молчание), ещё один (молчание) и ещё (молчание). Он бил с такой силой, что штурмманн, удерживающий Яэль, с трудом мог устоять на месте. Если бы плоть девушки была шницелем, её бы уже давно подготовили к жарке. Лука всё ждал, что Яэль сломается – заплачет, закричит, отреагирует, – но, чёрт побери , эта фройляйн со странным именем крепкая штучка. Казалось, она не чувствует боли. Может, и так. Но для Луки это было уже слишком.